– Детей закопать. Хотя бы, – упрямо проговорил Всеволод.

Детей они закопали. Жирный чернозем и плотную сухую глину в каменной крошке ковыряли мечами и секирами с серебряной насечкой. Земля не поддавалась. Будто не хотела, не желала будто принимать такие истерзанные останки.

В маленькую могилку сложили маленькие тельца. Присыпали. Крест сбили из осиновых кольев. Ненадежное оружие беженцев на иное больше и не годилось.

Ехали быстро. Быстрее, чем прежде.

Уехать потому что хотели подальше. Как можно дальше. Из проклятых валашских земель. В проклятые земли Залесья. Все равно... Лишь бы скорей перейти Карпаты. Лишь бы добраться до тевтонской твердыни. А уж там – грудью встать на пути проклятущей нечисти. Вот о чем думал Всеволод, покачиваясь в седле. Дружина держалась сзади, дружина подавленно молчала.

С ночлегом припозднились. Лагерь не ставили. Торопились. Не останавливались. Надеялись на заветное слово степной ведьмы, которое остановит атакующего волкодлака. Но и держали наготове серебрёную сталь, потому как отпускать темных тварей, что встретятся на пути, больше не собирались. Хватит, доотпускались... Кровавый беженский обоз все еще стоял перед глазами.

Ехали вечером.

Ехали поздно вечером.

Солнце скрылось за горизонтом, но – ехали. Упрямо двигались к темным нависающим, казалось, уже над самой головой Карпатским хребтам.

Здесь предгорья становились горами. Здесь начинались труднопроходимые тропы в непроходимых местах. Собственно, сейчас меж крутых, ощетинившихся корявыми соснами каменистых склонов прихотливо вилась лишь одна тропа – неприметная, заросшая вся.

В этой ложбинке, куда стекалась талая вода и сползали пласты чернозема, почва еще была плодородной. И растительность буйствовала вовсю, словно предвидя, что дальше – скала, что дальше – много камня и мало любезной корням земли. Густой кустарник и высокая трава путались в ногах лошадей, цеплялись за ноги всадников.

Волох Бранко вел отряд по тропе вдоль журчащего ручейка.

– Будем двигаться, покуда есть силы, – распорядился Всеволод. – Найдем подходящее место – дадим отдых коням. Покормим. Остановимся ненадолго. Поднимемся засветло и снова – в путь.

Последние отблески кровавого багрянца давным-давно погасли. Тьма окончательно и бесповоротно потушила закатное зарево. Луна и звезды стали полноправными хозяевами черного небосвода.

Потом ночное небо заволокло тучами.

А они все еще не выбрали место для стоянки.

Ехали ночью.

Ехали молча, запалив факелы, окружив вьючных лошадей. На сомкнутых устах замерло, готовое сорваться в любой момент спасительное «Эт-ту-и пи-и пья». Сначала – заговор-оберег, а после...

Оружие с серебряной отделкой – обнажено.

Они были готовы к нападению. И все же...

Наверное, этот волкодлак был хитрее и опытнее предыдущих. А главное – умел подчинить голод охотничьему замыслу. Наверное, волкодлак следил за ними. Наверное, заранее устроил засаду. Наверное, поджидал. И – дождался.

Кони занервничали. Люди заволновались. Дружинники вертелись в седлах, вглядывались в темноту – за очерченную факельными огнями границу. Ждали атаки оттуда, из мрака. Вместо того чтобы смотреть под ноги, под копыта коней.

А копыта тонули в сплошной зелени. А трава – лошадям по брюхо. А кусты – по грудь. А иные достают до самой морды, щекочут и царапают ноздри, смахивают пену с губ. Пугают животных еще сильнее.

И – никого. Только пляшут по листьям и траве изломанные тени.

– В круг! – приказал Всеволод. – В кольцо!

Построились кое-как.

Не помогло.

Кони не успокаивались. Кони заводились все сильнее. Крутились, грызли поводья. Ржали тревожно, порывались прянуть прочь из круга огней.

А нечисти – не видать. И не понять, откуда выскочит.

Впрочем, был способ обнаружить оборотня. Проверенный, верный способ.

Всеволод прокричал в темноту заговорные слова половецкой колдуньи. Дружинники, заслышав воеводу, кричали тоже...

– Эт-ту-и пи-и пья! Эт-ту-и пи-и пья! – доносилось с разных сторон.

Вот сейчас! Должен быть рык. Разъяренная и бессильная в своей злобе тварь обнаружит себя...

Но – странное дело! Оборотня по-прежнему – не видать. А кони беснуются пуще прежнего. Не желают слушаться ни повода, ни шпор, ни плети. Ни ласковых слов. Значит, уже где-то совсем близко!

Управлять конями становилось трудно. Удерживать на месте – почти невозможно. Оторвалась от общей привязи и унеслась в темноту одна вьючная лошадь с грузом. Рванулась из рук дружинников и, скинув на скаку переметные сумы, исчезла во мраке другая.

Но и за сбежавшими лошадьми никто не погнался. Незримый волкодлак не позарился на легкую добычу. Не слышно было в ночи ни рычания, ни предсмертного ржания, ни хруста костей, ни жадного чавканья.

Не за кониной, видать, идет охота в эту ночь. Человеческая плоть предпочтительнее? Или две лошади – не достаточный откуп? Или нужна жертва побольше?

– Эт-ту-и пи-и пья!

Бесполезно!

Кто бы ни подступил сейчас к отряду, кто бы ни напугал лошадей до полусмерти, слово степной шаманки на него не действовало.

Значит, не волк и не волкодлак?

Упырь? Все-таки Бранко ошибся? Все-таки они уже здесь, по эту сторону Карпатских гор?

«Надо было ставить лагерь засветло, – успел подумать Всеволод. – И оградиться огнями, как прежде».

Еще он успел соскочить с ходившего ходуном седла – пешим сейчас биться проще, чем конным, успел вырвать из ножен оба меча. И...

И вот тут-то на них напали.

Напало...

Но не там, где ждали. Не оттуда, куда были устремлены глаза. И направлены мечи. И копья. И факелы.

Мохнатое, хрипящее, стремительное выскочило, выметнулось из-под земли, из травы, из кустов, из-под самых конских копыт. Сбило. Свалило вместе с конем дружинника, что не успел, наверное, и испугаться-то по-настоящему. Одного свалило, второго, третьего...

Внезапно объявившаяся внутри факельного круга темная тварь по кругу же и металась. Пока дружинники пытались сдержать вконец обезумевших коней. Пока, отчаявшись, соскакивали и падали с седел. Пока осознавали случившееся в всполошном свете оброненных факелов. Пока, пока, пока...

А тварь не ждала. Тварь разила, рвала, грызла – быстро и расчетливо.

Тварь целила в самые уязвимые места. В шеи и морды коней, не защищенные попонами, кольчужной броней и стальными налобниками с серебром. В лица людей, не успевших опустить посеребрённую личину забрала или полумаски. Или не имевших таковой на шлеме. Или вовсе потерявших шелом в суматохе. Тварь вспарывала поваленным лошадям брюхо, на скаку, на лету цапая зубами и выдирая спутанные дымящиеся потроха. Тварь била по ногам, на которых не было поножей, по рукам, не прикрытым наручами. Отрывала, отгрызала.