Бесчисленные бабочки кружились над факелами, похожие на крошечных призраков — легкомысленных и очаровательных.

— И все это ты знал, но не хотел знать, — сказал Франц Эккарт. — Так происходит со всеми нами. Мы узнали бы гораздо больше, совершив небольшое усилие, если бы только захотели.

— Господи, — сказал Франсуа, — ну и вечерок!

— Мы всего лишь рассмотрели ковер с изнанки, — с улыбкой произнес Франц Эккарт. — Ну что, останемся друзьями?

Мужчины встали. Франсуа обнял молодого человека и прижал к груди. В глазах его стояли слезы.

Жанна была изумлена. Если это и был ковер, то необычный, каких она никогда не видела. Он походил на муаровые шелка, которые на свету выглядят синими, а в тени — красными.

— Теперь, — сказала она, — возможно, ты выделишь Францу Эккарту положенную ему часть наследства Софи-Маргерит.

Франсуа не сдержал улыбки.

— И полагаю, — добавила она, — что не следует посвящать в это дело Жака Адальберта и прочих членов семьи. По крайней мере, до поры до времени.

Эта женщина всегда сохраняла чувство реальности. И верность клану.

На следующий день Жанна велела поднять кровать на выбранный Францем Эккартом пятый этаж, вычистить камин и уложить в него дрова. Молодой человек принес из своего амбара два сундука с книгами и рукописями. Она наблюдала за тем, как он пристраивает подзорную трубу к подоконнику, и подумала, что на Санкт-Йоханн-гассе он уже не увидит неба во всей его необъятности.

— Можешь установить трубу на чердаке, — сказала она. — Отсюда виден лишь краешек неба.

Он с улыбкой повернулся к ней.

— Тебе понадобятся этажерки и стол, — продолжала она, бросив взгляд на груду книг и рукописей.

Странный юноша: все его имущество состояло из бумаг.

— Я многое оставил в Гольхейме. Теперь я могу написать Дитеру, чтобы он прислал мне остальное почтовым дилижансом.

— Но не стоит переправлять сюда твоих лисиц.

Он расхохотался. Она с удивлением обнаружила, что тоже смеется. В первый раз после смерти Жозефа.

Одаренность ли отца была причиной или инстинкт ребенка?

Когда на следующий день маленький Жозеф застал в большой зале Франца Эккарта вместе со своей бабушкой, он, едва бросив на него взгляд, тут же устремился к нему. Франц Эккарт, взяв мальчика на руки, посадил к себе на колени, а тот положил руку ему на грудь, что было знаком доверия и одновременно вступлением в права собственности.

— Ты останешься, правда? — спросил он.

Франц Эккарт кивнул. Ребенок обнял его за шею. Жанна была потрясена. Неужели голос крови?

— Сегодня, — сказал Франц Эккарт, — мы пойдем гулять в лес.

Жозеф захлопал в ладоши. Через несколько минут они ушли.

Жанна задумалась. Она и мечтать не могла о лучшем отце для Жозефа. Но следовало дождаться их возвращения.

Они вернулись к ужину. Оба сияли. Франц Эккарт повел малыша мыть руки.

— Что вы видели? — спросила Жанна.

— Волка! — ответил Жозеф.

Жанна положила ложку. И взглядом задала вопрос Францу Эккарту. Тот кивнул.

— Надеюсь, издалека?

— Нет, — сказал Жозеф. — Волк, он к нам совсем близко подошел. И лег перед Францем. Я его погладил.

Жанна сглотнула слюну.

— Я научил Жозефа не бояться, потому что страх порождает дурной запах, — объяснил Франц Эккарт с тем безразличным видом, который напускал на себя, говоря о серьезных вещах. — Я поговорил с волком и попросил Жозефа поговорить с ним. Я велел говорить с ним так, как разговаривают с друзьями. Он все прекрасно понял. Поговорил с волком. Волк показал, что верит и подчиняется нам. Он вытянул лапы и склонил голову, потом лег. Я погладил его по спине. Жозеф тоже.

— Господи, Франц, неужели ты не боишься?

— Именно этого и следует остерегаться, — с улыбкой ответил молодой человек.

— Волк не очень-то хорошо пахнет, — сказал Жозеф.

— Нужно учиться разговаривать с волками, — отозвался Франц Эккарт.

— В кого ты хочешь превратить ребенка? — с тревогой воскликнула Жанна.

— В человеческое существо. Человек должен уметь разговаривать со всеми божьими тварями.

— И с другими тоже? Из потустороннего мира? — в ужасе вскричала она.

— Они близки нам, — мягко ответил молодой человек.

Жозеф не понимал: что за другие существа?

Жанна взяла себя в руки. Разве она сама, подумалось ей, не использовала волков, повинуясь голосу крови, в тот далекий день в Ла-Дульсаде, когда Франсуа оказался под угрозой похищения и смерти?

Древние греки, хоть и не уступали в глупости другим народам, поскольку тоже были людьми, все же проявили достаточно мудрости по отношению к небесным силам, парадоксальным образом отказавшись обожествлять их и тем самым идеализировать. Поэтому они выставили Меркурия, бога торговли, вором, Венеру, богиню любви, — неверной женой, а Фортуну — слепой безумицей. И распутницей!

Слепая распутница — такой побрезговали бы даже карманники с Главного рынка!

В 1496 году она сыграла с двумя своими недавними любимчиками презлую шутку.

С помощью Венецианской лиги, объединившей северные города-государства, она ликвидировала французские завоевания в Италии, нанеся тем самым великий урон Карлу VIII, а заодно лионским и миланским банкирам, которые подстрекали его к этой безрассудной авантюре. Ничего у французов не осталось! За их воинские подвиги никто не дал бы и апельсина, скатившегося с холма Вомеро к тогда уже мутным водам Неаполитанского залива.

Потом она унизила и выставила на посмешище Христофора Колумба, еще вчера первооткрывателя западного пути в Индию, адмирала и вице-короля обеих Индий. Управлял он «Индией» бездарно и грубо: вешал любого, кто ему не приглянулся, и раздавал первым встречным земли, которые ему вовсе не принадлежали. Кончилось это тем, что он настроил против себя всех. Мадрид прислал судебного следователя Хуана Агуадо. Тот сообщил вице-королю, что его вызывают в столицу для доклада. Прибыв в Мадрид в июне, Колумб обнаружил, что он больше никого не интересует. Двор пребывал в Бургосе по случаю бракосочетания Филиппа Красивого, сына императора Максимилиана Габсбургского, и инфанты Хуаны. Австрия и Испания вступали в союз, что было гораздо важнее россказней этого морского вояки, карнавального вице-короля, хозяина голых дикарей, которые, по слухам, совокуплялись на виду у всех и ни от кого не таясь. Он считает себя собственником кубинского золота? Вздор! А как же договор, заключенный между ним и королевской властью? Пустяки!

Феррандо во время своих наездов в Страсбург сообщал сведения, полученные от генуэзцев, первых лиц Кадикса, Бургоса, Мадрида, Лиссабона — короче, от всех, с кем стоило иметь дело. Франц Эккарт делал свои комментарии. Язык у него был хорошо подвешен, и, слушая его, Жанна умирала от смеха.