ней угличане жалуются на Ивана Пашина, который «хочет бедных твоих сирот… разорить и погубить до конца и городишко запустошить». Обычное дело – жалоба на притеснения начальников. Но, совершенно неожиданно в ней появляется еще одно действующее лицо – «отец Иванов – Иван, который погубил сирот твоих в прошлом по злому своему умышлению и по совету с дьяком Михаилом Битяговским… нас, сирот твоих, в Сибирь сослано 60 семей», – продолжал Шереметев.

– Это что же выходит? Угличане считали, что волнения в городе, повлекшие за собой высылку, были «организованы» Пашиным и Битяговским? – с удивлением спросила дама.

– Выходит – так… И обратите внимание: об участии в угличских событиях имя Бориса Годунова даже не упоминается.

– Битяговский был убит; а какова судьба Пашина? – заинтригованно спросила дама.

– Мне удалось найти лишь сведения о том, что он отказался от службы при царе Василии Шуйском. «Ушел в литовские таборы». Думается, это неспроста, – отметил граф.

Между тем на лесной дороге сгущались сумерки. Кучер, поеживаясь от наползающей прохлады, нет-нет, стал похлёстывать лошадок кнутом, а граф Шереметев и дама продолжали разговор…

* * *

В Новгород Великий старец Феодосий и отрок возвратились только к исходу лета 1595 года. Здесь вновь приступили к чтению летописей и деяний новгородских святых. Особый интерес вновь возник у отрока к житиям святого князя Феодора Новгородского. Узнал он, что тот юный князь, правивший в Новгороде в лихую годину раздоров и мора, сделал всё, чтобы спасти город от полного вымирания. Он открыл княжеские закрома для голодных и больных, наладил хлебный торг с заморскими купцами, помог со своей дружиной тушить страшный новгородский пожар, вёл справедливый суд, да и много других добрых дел совершил. Только умер князь Феодор совсем молодым на восемнадцатом году жизни, умер внезапно накануне своей свадьбы.

Тогда и сделал запись новгородский монах-летописец: «В лето 6741 (1233 год по Р. Х.) преставися князь Феодоръ, сынъ Ярославль болшии, и положенъ бысть в монастыре у святого Георгия (Юрия). И еще сыи младъ. И хто не пожалуетъ сего? Свадьба же бе пристроена, меды сварены, невеста же приведена бысть, князи позвани быша; и бысть во веселие место плачь и сетование за грехи наша. Но, Господи! Слава Тобе, Небесныи Царю, изволишю ти тако, и покои его съ всеми праведными». Плакал в те дни, молился и удивлялся со всей княжеской семьёю и со всем княжеским двором Великий Новгород сему странному, печальному и небывалому событию. В тот год построили новгородцы над каменной воротной башней в сердце своего града каменный храм в честь мученика Феодора Стратилата и в память о молодом князе Феодоре, правившем городом и сидевшим на новгородском столе в пору тяжелейших годин их истории. И по сей день стоит близ Софийского собора в стенах древнего Новгородского Детинца, пережившего века испытаний, могучая Фёдоровская башня.

Своими деяниями и необычным уходом из жизни тот юный князь покорил воображение высокородного отрока. Узнав и поразившись тому, что нетленные мощи святого Феодора покоятся в Георгиевском соборе Юрьева монастыря, мальчик упросил старца свозить его в тот монастырь. Юрьев монастырь стоит на берегу Волхова близ Ильмень-озера, просторно раскинувшего свои воды южнее Новгорода. Туда и повёз старец-монах отрока в один из погожих сентябрьских дней. Когда подошли они к древнему и величественному Георгиевскому собору, то Феодосий протянул десную руку и указал перстом за Волхов:

– Гляди, сыне, вот там за рекою зришь ли на холме храм и городок подле него?

Отрок развернулся на восток и внимательно всмотрелся за реку.

– Сие место есть княжеское Рюриково городище. Здесь князь Рюрик, а следом и князь Олег ещё преже Новгорода Великого град ставили. Здесь все древние князи с разных градов Русской земли сидели, когда призывали их на княжение в Новгород. Там и твои пращуры жили – великие князья Владимирские, когда в Новгороде княжили. И святой князь Феодор Новгородский и брат его рóдный – святой, благоверный князь Александр Невский там подвизались.

– Вижу, отче! – с каким-то мистическим ужасом и очарованием в очах шепчет отрок.

В просторном Георгиевском соборе, под высокими сводами, оглашаемыми с высоких хоров, принебесным монашеским пением, отрок долго и молчаливо стоял у каменной раки святого Феодора, что располагалась у южной стены храма. Он толи шептал про себя что-то, толи молился. Старец не беспокоил его. Но с той поры осенью отрок часто просил старца, привезти его на литургию в Георгиевский собор. Там он всю службу проводил близ гроба святого князя.

Пришла новая зима (конца 1595 года). Целый год провели Феодосий и отрок в Новгородской земле. Феодосий большое внимание уделял истории и освоению древних языков – греческого и латыни. За год он хорошо освоил азы и главные правила письма и общения на этих языках. По истечении года по совету владыки Варлаама, решил Феодосий показать отроку Псков и Псковскую землю.

– Что помыслишь ты, государь мой, о Новгороде Великом? – спросил старец Феодосий у отрока, когда сели они в санный возок и их из Детинца повезли по дороге на Псков.

– Мыслю, отче, что не дайся Господин Великий Новгород под руку Московского государя, не знали бы новгородцы ни укорота, ни сильной власти. Жили бы вольно. Но если бы ни Москва, то другие государи дерзали бы укоротить вольность Новгородскую, – поразмыслив, отвечал отрок.

– Да! Уж Москва верой своей, делом – служить «честно и грозно», крепостью своей не уступит, не попустит никому, – тихо, и в раздумье промолвил Феодосий.

* * *

Крепко и грозно сел по обоим берегам реки Великой у самого устья пред Чудским (Псковским) озером древний град Псков. До Пскова старец Феодосий с отроком добрались к исходу Филиппова поста – в канун Рождества (начало 1596 года). Псковская земля – северо-западное порубежье – страна градов-крепостей встречала путешественников приветливо, но осторожно. Их тут давно ждали. Новгородский владыка Варлаам уже заранее предупредил псковское священство, что следует встретить дорогих гостей. Старца Феодосия с юношей-отроком и их сопровождение приняли и устроили на временное жильё в Иоанновом-Предтеченском городском монастыре в Завеличье.

Стоял солнечный январский день, когда старец повёл юношу осматривать град. На крутом каменном мысу, над слиянием рек Великой и Псковы́ неприступно и гордо высились белокаменные стены и островерхие стрельницы Псковского Крóма. С юга к стенам Крóма примыкал крепкий Довмонтов город с двенадцатью храмами – подворьями соборов, что стояли в «пригородах» (других городах Псковской земли). Кром и Довмотов город Феодосий и юноша-отрок обошли вокруг и осмотрели всё внутри. По ходу вели живой разговор.

– А почему, отче, в