несложно догадаться, кому она принадлежит. Но Глеб наверняка и так помнит, где в этом доме родительская спальня.

Варя у него на руках, положив голову на плечо, сосет кулачок. Дверь не закрываю, застыла на пороге, прислушиваясь к тому, что происходит внизу. Пока тихо. Борька играет своими ножками, засыпать не собирается. Глеб молча наблюдает за мной. Мы вообще мало говорим, будто любое слово может испортить условное хрупкое перемирие между нами.

Внизу раздается запыхавшийся голос мамы:

— Вот это сюрприз, — звучит натянуто. Не скажешь по ее тону, что сюрприз приятный. — Здравствуй, Иван.

Хочу оказаться рядом с другом, хотя Ванька и без моей поддержки справится. С мамой он давно знаком, его отношение сформировалось, когда мы жили вместе. Вряд ли оно за эти годы изменилось.

— Иди в мою комнату, — киваю на дверь, проходя в спальню. — Попробуй уложить Варю, но сначала ей нужно сменить подгузник, — последнюю фразу я произношу для себя, на Глеба даже не смотрю.

Хоть разорвись. Если Борьку оставлю, последуют упреки. Когда мама не в духе, в высказываниях нет разумности, одни эмоции. Увидит, что Глеб поднялся и находится с Варей в моей спальне, вряд ли оставит без комментариев, несколько дней будет фыркать и высказывать недовольство.

— Я сменю, — произносит Глеб. Не сразу получается сообразить, о чем речь. А потом просто киваю в надежде, что он скорее уйдет. Мама наверняка уже выяснила, что мы с Глебом наверху укладываем детей.

Тихомиров уходит с дочкой, слышу, как захлопнулась дверь в мою спальню. Спешу за подгузником, быстро меняю его Борьке. Переодеваю брата, когда в коридоре раздается стук каблуков. Надеваю на лицо маску, морально я готова, но это всегда неприятно.

— Почему в доме посторонние, когда нас нет? — прилетает прямо с порога.

— Мне не совсем понятен твой тон… мама, — после того, как родилась Варя, я перестала болезненно воспринимать многие вещи в своей семье. Нарастила броню не только против Глеба, но и против собственных родителей.

— Почему в нашем доме посторонние мужчины, когда нас нет дома? — цедит слова сквозь зубы. Она заведена и не готова никого слушать.

— Это и мой дом, а Тихомировых сложно назвать посторонними.

— Не помню, чтобы ты вкладывалась в строительство этого дома, — своей репликой мама задевает настолько глубоко, что я решаюсь нанести ответный удар.

— Если я и моя дочь в вашем доме, — выделяю интонацией последние слова, — никто, то на днях я съеду. Поиском подходящего жилья займусь прямо сегодня. А посторонний Иван Тихомиров, у которого я бесплатно жила и питалась в Москве, поможет мне перевезти вещи.

— Милада… — резко осекается мама.

— Денег у вас я не попрошу, воспользуюсь своим счетом, — последние слова произношу негромко, потому что не уверена, что решусь на этот шаг. — Можешь укладывать Борю, я займусь Варей, — пытаюсь пройти мимо, но она хватает меня за руку.

— Милада, я просто разозлилась, что Тихомировы пришли, когда нас нет. Глеб мог опять тебя расстроить, — меняется тон, выражение лица.

— Я услышала все, что ты сказала. В твоих словах не было заботы обо мне. Я выросла, мама, и больше никому не позволю делать мне больно, — мягко высвобождаю руку и тороплюсь в сторону двери.

— Милада, я не хотела тебя обидеть… — летит в спину, слышу сожаление в голосе, но сейчас мне хочется позаботиться о себе, о своем душевном комфорте. Внутри все еще черно и обожжено.

— Иди к дочери, она не хочет засыпать без тебя, — в проеме появляется Тихомиров. Сейчас мне не хочется с ним спорить, пользуюсь возможностью, чтобы сбежать. Он вовремя пришел на помощь. Подозреваю, что часть разговора он точно слышал, но мне все равно. — Мы с Иваном уже поедем, попрощаюсь с ним за тебя.

— Спасибо, — выхожу из комнаты, не глядя на Глеба.

— Этот дом мой, Стеша, как и все, чем вы пользуетесь, — холодным жестким тоном произносит Глеб. Услышала только потому, что не закрыла до конца дверь и не успела отойти…

Глава 33

Милада

Прирастаю к полу от услышанных новостей, не могу пошевелиться. Все это время я гордо отказывалась брать у Тихомирова деньги, но при этом жила в его доме? Получается, что и бизнес отца держится на плаву благодаря вливаниям Тихомирова. Он продолжал незримо присутствовать в моей жизни, в подтверждение этого я слышу следующие слова:

— Если бы не Милада, я бы не стал спасать ни ваш бизнес, ни все ваше заложенное имущество, — зло цедит Глеб сквозь зубы.

— Степан тебе все вернет! — яростно бросает мама, очень тихо, но я смогла услышать. Получается, она знала…

Все это время мама знала, что мы сидим на шее у Глеба, но при этом продолжала недолюбливать Тихомирова. Странно получается: я его презираю за то, что он обидел мою дочь, но деньги у него брать продолжаю. Наверняка для своей совести нашли оправдание – обидел нашу дочь, так пусть платит нам моральную компенсацию…

— Через сто лет? — усмехается Глеб. — Ты ведь не дура, Стеша, и прекрасно понимаешь, что, если я выведу деньги из бизнеса, он тут же загнется. Где, а главное, на что вы будете жить?..

Варя начинает капризничать, и продолжение разговора остается для меня секретом. Похожу к дочери, беру на руки. Глеб действительно сменил ей памперс. Чувствуя мое состояние, малышка крутится на руках, не позволяет себя укачать.

Нельзя принимать решение на эмоциях. Нужно успокоиться и все обдумать... Но как успокоиться, если мама настолько непорядочный человек? Она посмела назвать Ваньку посторонним, забывая о том, сколько заботы он проявил обо мне, будучи тяжело больным. А по факту, в этом доме посторонние – мы.

С Варей на руках мне тяжело передвигаться, поэтому возвращаю малышку в кроватку и даю «грызунок». Допрыгав до двери, выхожу в коридор.

— Я люблю свою дочь, Глеб! — слышу возмущенный голос мамы. — Ты сам сколько боли ей причинил? А теперь пытаешься быть белым и пушистым! — они не слышат, что я стою почти рядом с дверью.

— Расстаться с ней было моей огромной ошибкой. Эту ошибку я попытаюсь исправить, — жестким предупреждающим тоном дает понять, чтобы в наши отношения мама не вмешивалась.

— Забыл спросить, нужен ты ей или нет, —