– И такое с тобой сделала эта никчемушница? – с сарказмом поинтересовалась Нил.

– Нет, такое я сделала с собой сама, – ответила Александра, не отводя взгляда.

– Гонишь, сука. – В голосе ее сокамерницы послышалось сомнение.

– Нет, Таня, не гоню. – Ответ доктора прозвучал совершенно серьезно.

Нил попыталась найти в ее лице признаки того, что она шутит. Алекс не позволила ей разорвать визуальный контакт.

– А ты, гребаная сука, с большими закидонами, – решила Таня, бросая свой пакет на кровать.

Можешь в этом не сомневаться, подумала Александра.

– И ты мне ни фига не нравишься, – добавила ее соседка.

Доктор ничего не сказала: она лишь молча смотрела, как Нил раскладывает свои вещи.

– И не мечтай, что по ночам мы с тобой будем обмениваться гребаными историями, – предупредила Таня.

Но Алекс этого было и не нужно. В жизни этой зэчки оставалось очень мало того, что ей еще было неизвестно.

– Завтра, в это же время, ты уже будешь трупом, – пообещала ей Нил, не оборачиваясь.

Торн улыбнулась в спину человеку, который только что пообещал ее убить.

Почему-то она ей не поверила.

Ким повернула направо, на дорогу, ведущую в заповедник Солтвеллз[39]. Будучи одним из самых крупных заповедников на территории городской агломерации, он занимал площадь в 247 акров[40].

В самом центре его лежали сорок гектаров леса. Эта территория была популярным местом организации школьных походов. Стоун до сих пор помнила, что местность к западу от Блэк-Брук называлась Плантацией Леди Дадли – в честь, по-видимому, самой хозяйки Дадли.

Теперь же они направились к березовой роще, раскинувшейся на востоке.

Инспектор припарковалась футах в ста от «Солтвеллз инн», из которой четверо или пятеро полицейских в форме выводили возмущенных посетителей, заехавших туда на ланч. Люди направлялись к своим машинам.

– Брайант! – скомандовала Ким.

– Уже, командир, – ответил сержант, вылезая из машины.

Инспектор сдала назад и заблокировала машиной подъездную аллею. Никто не уедет отсюда не опрошенным. На бегу она бросила Брайанту ключи, и ее коллега поймал их в воздухе. Он сможет освободить проезд после того, как потенциальные свидетели будут опрошены и переписаны.

Детектив подошла к огороженному периметру и заметила, что ко входу, в помощь стоящему там констеблю, подошел еще один. Это была женщина.

– Наркот в кустах, – донеслось до Ким ее объяснение.

Инспектор покачала головой и молча прошла мимо них.

Лес, в который она вошла, считался самым лучшим в стране лесом с колокольчиками, но сейчас весенних цветов было практически не видно. Где-то в отдалении слышались голоса.

Стоун заметила впереди, среди деревьев, то ли эксперта-криминалиста в комбинезоне, то ли йети[41]. Решив, что это все-таки, скорее всего, человек, она направилась в его сторону.

– Дьявольщина! – произнесла инспектор, подойдя к внутреннему периметру, обозначенному лентой. Вокруг хватало деревьев, чтобы натянуть ее. Поднырнув под ленту, детектив оказалась под шатром из ветвей, которые загораживали осеннее солнце, успевшее слегка согреть ее.

Сбор улик в такой обстановке был самым страшным кошмаром любого эксперта-криминалиста. Место было открыто всем ветрам, животным и насекомым. Даже легкий бриз мог без труда разрушить нечто, что могло впоследствии сыграть важную роль в раскрытии преступления.

Всем было хорошо известно, что не все улики можно разыскать на месте преступления, но инспектор искренне надеялась, что усилия экспертов будут вознаграждены по достоинству. Хотя они вполне могли провести здесь много дней и ничего не найти.

Ким осмотрелась. На земле были видны официально проложенные дорожки и протоптанные людьми тропинки, идущие напрямик через заросли ежевики и кустарник. Установить пути подхода и отхода к месту преступления будет практически невозможно.

– И еще раз здравствуйте, детектив-инспектор, – произнес Джонатан Баллок, появляясь рядом с ней.

– Достаточно просто инспектора, – заметила Стоун.

– Спасибо. – Юноша поблагодарил ее так, словно она разрешила обращаться к себе по имени, после чего кивнул в сторону лежащего тела. – Знаете, что я думаю по этому поводу?

Ким приподняла одну бровь.

– Вообще ничего, – закончил парень с застенчивой улыбкой.

Детектив улыбнулась ему в ответ. Она любила людей, которые все схватывают на лету.

– А-а-а, инспектор, очень мило видеть вас снова! – услышала она голос Китса.

– Ну и что у вас здесь? – спросила Ким, заходя все дальше на огороженную территорию.

– Здесь ко мне относятся гораздо лучше, чем вы, – огрызнулся патологоанатом.

– Ну, это совсем не сложно, – заметила Стоун, подходя к телу.

Она посмотрела на то, что когда-то было хорошеньким личиком, окруженным копной мелких светлых кудряшек. Жертве было около двадцати лет, но ее лицо уже было изуродовано шрамами от перенесенного герпеса[42]. У девушки были ввалившиеся щеки и глаза, а на лице застыло выражение печали, которая показалась Ким бездонной.

– Наркоманка? – негромко поинтересовалась она, отгоняя жужжавшую возле уха муху.

– Свежие следы от уколов между пальцами ног, – кивнул патологоанатом.

Очень часто это являлось признаком длительного использования наркотиков. Героиновые наркоманы меняли места уколов по разным причинам – иногда потому, что вены на привычных местах уходили вглубь тела, иногда для того, чтобы скрыть сам факт того, что они вообще колются. Однако, независимо от причин, такой способ введения наркотика был очень болезненным.

– Вы понимаете, что сейчас делаете, инспектор? – недоуменно спросил Китс.

– О чем это вы? – уточнила Ким, прищурив глаза.

И только произнеся эти слова, она поняла, что подставилась под поток нескончаемых шуток.

– Да вы же оглаживаете жертву, – ответил патологоанатом, глядя на ее руку в синей перчатке, которая лежала на плече убитой. Говорил он тише, чем обычно. – И делаете это каждый раз, когда появляетесь на месте преступления. Но это так, к слову.