Итак, прямое и непосредственное отцовское благословение на очередной адюльтер было получено! И облеченный высочайшим доверием дон-жуан приступил к выполнению особого задания.

«У этого тридцатидевятилетнего мужчины с черной повязкой, прикрывающей пустую глазницу, в жилах текла молодая, горячая кровь; он мог дать десять очков форы всем ловеласам на свете, вместе взятым, в деле покорения дамских сердец, и сам Дон Жуан мог бы поучиться у него искусству обольщать», – писал о нем современник. А в «Скандальной хронике Реставрации» отображена одна история, которая в свое время передавалась из уст в уста, как потрясающий эротический анекдот, достойный пера знаменитого Боккаччо:

«Остановившись однажды в Мантуе в гостинице синьора Франкони, к обворожительной восемнадцатилетней дочери Лизе которого он испытывал необоримое влечение, Нейпперг заказал комнату и хороший обед. Когда девушка принесла еду, он попросил ее показать язык, пощупал пульс и сказал, назвавшись врачом, озабоченно покачав головой:

– Вы серьезно больны, и вам необходима срочная помощь. Ложитесь на кровать. Я не смогу приняться за обед, пока не осмотрю вас.

Обеспокоенный синьор Франкони поинтересовался, не могла ли дочь сначала все же обслужить постояльцев.

– Нет, – авторитетно заявил Нейпперг, – ее болезнь очень заразна.

Лиза в сопровождении Нейпперга поднялась в комнату, а крайне озабоченный Франкони вынужден был обслуживать клиентов. Раздев девушку и уложив в постель, Нейпперг стал медленно ее ощупывать.

– Скажите, вот здесь вам не больно? – спросил он, сжимая руками ее груди.

– Нет, – ответила она.

– А вот тут?

Кончиком указательного пальца он при этом нежно надавил на сосок левой груди и потер его, как будто хотел стереть с него какое-то пятнышко.

Лиза смутилась и вздрогнула.

Генерал нахмурился.

– Повышенная чувствительность левого соска, – констатировал он. – Значит, я не ошибся. Посмотрим, как обстоит дело с правым.

Послюнив палец, он прикоснулся к правому соску так, словно он снимает божью коровку.

С Лизой такое проделывали впервые; из ее груди вырвался стон, похожий на хрип.

– Болезнь очень запущена, – сказал Нейпперг. – Вы находитесь на грани кризиса. Но я вас вылечу.

Он спустился в гостиную, отвел хозяина в сторону и сказал:

– Ваша дочь опасно больна, у нее заразная лихорадка в очень тяжелой форме. Я категорически запрещаю вам входить в ее комнату. Я сам буду навещать ее, пользуясь лестницей с внешней стороны дома, чтобы не заразить кого-нибудь при встрече. Два ближайших дня я буду ее кормить и ухаживать за ней. Все необходимое для этого у меня есть. Ни о чем не беспокойтесь.

Синьор Франкони горячо поблагодарил Нейпперга, и тот сейчас же поднялся в комнату к Лизе. Девушка, растревоженная необычными прикосновениями, чувствовала, как откуда-то из глубины поднимается жаркая волна и охватывает ее всю, но по наивности приписывала это началу перемежающейся лихорадки.

Мнимый доктор достал из кармана какую-то баночку и, взяв на палец немного мази, стал массировать соски обеих грудей.

По телу Лизы пробежала судорога, и она опять громко застонала.

– Вы страдаете болезнью, весьма распространенной среди молодых девушек, которые долго не выходят замуж. В вашем возрасте у вас уже должен быть жених.

– Вы правы, – пролепетала Лиза, испытывая странное томление.

– Врачебный долг обязывает меня предложить вам средство, которое может вас вылечить, – произнес внушительным тоном генерал. – Скажите, вы не ощущаете покалываний вот тут? – продолжал он, указывая бесстрашным жестом то место, которое древние называли «разбитое сердце»…

– О да, да! – воскликнула девушка, все больше возбуждаясь.

– В таком случае всякое промедление преступно, – сказал Нейпперг. – Я буду вести себя так, как если бы был вашим мужем. Мы никому об этом не скажем, все останется нашим с вами секретом. Ведь дело касается вашего здоровья…

Тело Лизы было как натянутая струна, и девушка не сказала, а скорее выдохнула, что она согласна.

Тогда бравый генерал скинул мундир, снял башмаки и, взобравшись на кровать, с безукоризненным искусством применил свое средство.

Синьор Франкони два дня ставил свечки и молился о выздоровлении дочери, и Нейппергу никто не мешал наслаждаться прелестями восхитительной Лизы, которой, казалось, оригинальный способ лечения пришелся весьма по вкусу. Через два дня Нейпперг исчез, оставив у соблазненной им особы воспоминание о себе как о докторе, безгранично преданном медицине».

Историки, как принято выражаться, не лгут…

Понятно, что, находясь в обществе столь изощренного соблазнителя, Мария-Луиза подвергалась серьезной опасности.

Нейпперг очень старался: его тешила сама мысль наставить рога Наполеону. Остроумный, галантный кавалер, он умел искусно покорять женские сердца, и Мария-Луиза постепенно проникалась к нему доверием. Женщине всегда приятно видеть, что ей поклоняются! И она даже не подозревала, что Нейпперг не только ухаживает, но и шпионит за ней, регулярно отправляя своему императору краткие, но деловые донесения:

«Сегодня здесь был проездом доверенный короля Жозефа с секретным поручением на остров Эльба. Из достоверных источников известно, что императрица в спешке написала и передала с ним несколько строк и свой локон – ко дню рождения императора Наполеона. По дороге посыльный заедет в Неаполь, куда, видимо, стекается вся информация».

Ну и так далее. А между тем Мария-Луиза все рвалась на Эльбу.

«Я буду счастлива, – писала она Наполеону, – приехать к тебе, как только мне отдадут сына. По моему настоянию его уже должны были привезти сюда, как вдруг пришло письмо от отца. Он просит незамедлительно вернуться в Вену, где на Конгрессе будет решаться судьба нашего сына. Судя по всему, Бурбоны делают все возможное, чтобы отнять у меня Парму. Здесь за мной следят австрийская, русская и французская разведка и контрразведка, а г-ну де Фитц-Джеймсу приказано арестовать меня в случае, если я все же вознамерюсь поехать на остров Эльба. Но, несмотря ни на что, верь – мое желание видеть тебя неизменно, и моя любовь к тебе придаст мне силы преодолеть все препятствия. Я уверена, что, если только меня не удержат силой, мы в ближайшее время будем вместе; но пока еще трудно сказать, какой оборот примет дело.

Я постараюсь выехать как можно скорее, а сейчас не могу позволить даже краткого отдыха посланному тобой офицеру. Если станет известно, что он здесь, его могут арестовать и тогда, несомненно, расстреляют. Ты не представляешь себе, какие строгие введены здесь порядки, даже австрийцы возмущены. Генерал Нейпперг сказал, что ему приказано изымать все мои письма к тебе…»

Да, действительно, Нейпперг сделал такое признание, чтобы заручиться еще большим доверием Марии-Луизы. И вскоре после этого в компании друзей он заявил: