Юношей в труппе, разумеется, не было. Молодого человека, скачущего по фолкстонской набережной в мешковатом белом костюме Пьеро с разноцветными помпонами, толпа в тот сезон освистала бы от души. Вместе с девушками здесь выступали старики с крашеными волосами, чрезмерным слоем грима и густо подведенными глазами.

— Вот работенка что надо, — заметил Шеннон. — Мужчины-Пьеро в военное время. Ни одного лихого парня не осталось, а прелестные инженю в нарядных коротких юбчонках и трико попали в распоряжение беззубых, пускающих слюни стариков. Ну почему бы нам не послать стариков на фронт и не дать молодым парням возможность как следует оторваться с девчонками? В конце концов, для того, чтобы пройти десять ярдов и получить немецкую пулю, не нужно быть молодым и ярым, верно? Туда и старик может доковылять. Пожалуй, стоит написать об этом в газету.

В заключение вся труппа собралась, чтобы по традиции исполнить песню «Да здравствует Англия». Шеннон с готовностью присоединился к поющей толпе.

Когда Шеннон и Кингсли уже собирались продолжить прогулку, к ним подошел руководитель труппы с перекошенным от ярости лицом.

— Я надеялся, — сердито бросил он, — что джентльмен и офицер Его Величества станет вести себя с большей благопристойностью, особенно перед военнослужащими.

— Что ж, выходит, вы ошиблись, — ответил Шеннон. — А теперь вали отсюда, старый педик, пока я не оторвал твои помпоны и не растоптал их.

Пожилой человек был шокирован, но пытался продолжить:

— Я запомнил вашу полковую нашивку, сэр. Я напишу вашему командиру.

— Знаешь, старикан, их уже столько погибло, что, может быть, я и сам уже командир. Будет забавно отвечать перед самим собой.

Шеннон взял Кингсли под руку и отвернулся.

— «Да здравствует Англия», эта песенка, которую они пели, — сказал он, когда они продолжили свою прогулку — Возможно, вы знаете, что Аберкромби, тот, который написал текст, погиб?

— Нет, не знаю. Последние несколько недель у меня не было возможности следить за новостями.

— Постарайтесь не зацикливаться на прошлом, приятель. Взгляните на себя сейчас: вы загораете на променаде во Фолкстоне и смотрите, как задорные пьеретки прыгают через кольца.

— Вы были резки с тем стариком. Вам нравится издеваться над людьми?

— О да, очень нравится, — ответил Шеннон. — Отличное развлечение. А насчет старика, знаете, по правде говоря, я бы с радостью прикончил его за пару пенсов. Нет, честно, я серьезно. Все англичане, о которых стоит беспокоиться, находятся сейчас во Франции, а точнее, во Франции похоронена большая их часть. А этим оставшимся дома негодяям, которые корчат из себя патриотов и распевают идиотские песни, следует копать отхожие места для солдат. Если они могут резвиться на променаде, то и сортиры копать смогут.

Дальше они шли в молчании.

Затем Кингсли повернулся к Шеннону, который задорно подмигивал и махал рукой девушкам на пляже.

— Ну все, капитан, — резко сказал он. — Я человек терпеливый, но моему терпению, черт возьми, пришел конец. Какого дьявола вам от меня нужно? Я требую, чтобы вы мне все рассказали, или клянусь, что немедленно вас покину.

— Правда? — поинтересовался Шеннон с небрежной ухмылкой.

— Истинная правда, капитан. Видите ли, я немного знаю, как уходить от слежки, и клянусь, что смогу оторваться от вас через пять минут, несмотря на больные ребра, разбитую голову и так далее. Вот тогда вы попляшете, не так ли, мой высокомерный друг? Потому что я официально мертв и, как только я исчезну, искать будет некого, верно? Мертвец не оставляет следов, а я знаю каждую подворотню в Лондоне, о да, и знаю способы пробраться на нейтральный корабль из Тильбюри, если понадобится. Поэтому, если не хотите получить открытку от мертвеца, который перебросил свой хладный труп в Южную Америку, перестаньте играть в свои идиотские шпионские игры и расскажите, что вам от меня нужно.

— Да, — сказал Шеннон, вдруг задумавшись. — Все говорят, что вы парень полезный. Вам бы… А! Вот мы и пришли, — весело, как ни в чем не бывало сказал Шеннон, останавливаясь рядом с милой с виду гостиницей. — «Мажестик». Мне сказали, здесь превосходные завтраки, наши шифровальщики их очень хвалят, и, позвольте заметить, эти ребята отлично разбираются в таких вещах. Скучнейшие зануды, но толк в еде знают. Яйца, бекон, жаркое, жареные почки с подливкой, отменная кровяная колбаса и, как меня уверяют, лучшие девки на набережной.

— К черту ваши завтраки, капитан, и к черту ваши дурацкие заигрывания с девицами. Говорите, что у вас за дело, и давайте со всем покончим.

Шеннон нарочито поморщился.

— Ну же, инспектор, вы ведь не возражаете против разговора в уютной атмосфере и на полный желудок? Признаюсь, я привел вас сюда из корысти. Если я пообедаю с вами, я сохраню чек, и министерство возместит мне издержки. Если я пообедаю один, то, боюсь, мне придется выложить собственные наличные, а я ненавижу тратить собственные деньги, если можно поживиться за счет Джона Булля.

Кингсли неохотно вошел в гостиницу, снова подумав, что ему невыгодно злить Шеннона, и к тому же припомнив, что ничего не ел с последнего отвратительного ужина в тюремной больнице.

Агнес Кингсли приподняла вуаль и взглянула на гроб. Вновь ее красота ярко контрастировала с мрачным окружением тюрьмы, как и во время того посещения Брикстона, когда она сказала Кингсли, что разводится с ним.

Шеннон солгал Кингсли. На самом деле Агнес решила присутствовать на его похоронах и даже не думала их пропустить.

Они уведомили ее непростительно поздно, и у нее было меньше часа, чтобы домчаться до Риджент-стрит и подыскать подходящий случаю вдовий наряд. Ей пришлось переодеваться в магазине и выйти в черном платье с подколотым булавками подолом и с сумкой, куда продавщица сложила ее старую одежду. Это было неудобно и неуместно, но Агнес Кингсли должна была предстать перед тюремными властями в облике гордой, исполненной достоинства вдовы. Да, жизнь ее пошла прахом, но ничто не заставило бы ее снизить планку.

Она прибыла практически в назначенное время и, войдя в огромную дверь тюрьмы, потребовала, чтобы надзиратель побежал вперед в маленький дворик и попросил дождаться ее прихода.

— Я не собираюсь бежать на похороны собственного мужа, — сказала она. — Им придется подождать, или, попомните мои слова, я им этого никогда не забуду.

Ее подождали, и Агнес простояла над могилой всю короткую церемонию и попрощалась с мужем. Тюремный капеллан с головокружительной скоростью зачитал строки из «Книги общей молитвы»; было очевидно, что ему очень хотелось оказаться в это время в другом месте.

— Мужчинарожденныйотженщины… — бормотал капеллан. — Мынеприносимничеговэтотмир… Прахкпраху… ВоимяОтцаиСынаиСвятогоДуха… Аминь.

Никаких дополнительных молитв не было, никаких стихов или музыки.