— Он у меня не по годам развит.

— Когда мне было восемь, я «Быка Фердинанда»[26]едва осилил. Черчилль. Вторая мировая. Вы меня прямо огорошили.

— Его учитель считает меня странной. Зато к десяти годам этот ребенок будет знать историю лучше, чем все его одноклассники, вместе взятые. А к шестнадцати станет первокурсником в Гарварде.

— А ему не снятся кошмары после всех этих историй — ну, про Гитлера и Сталина? Мне кажется, я вообще впервые услышал про Вторую мировую, когда мне было лет десять.

— Спит сном младенца до самого утра. И просыпается с улыбкой. Мой маленький мишка коала! Мы с ним делим пополам валиум. Половинку — маме, половинку — малышу Барри.

— Вы что — даете ему препараты?

— Ну, не все время.

— Вы могли бы написать книгу о воспитании детей. Вас бы все время приглашали в ток-шоу.

— Меня и так приглашают.

Энджел подняла с пола сумочку.

— Ладно, — сказала она. — Как вы выразились — причем по сотовому, — нам пора опять браться за работу. Увидимся у меня в офисе, в десять утра.

У двери Энджел вдруг остановилась. И еще раз поглядела на Эспланаду.

— Кстати говоря. Это вовсе не шаблонный вид, — сказала она. — Это сама Америка.

Жук долго ворочался в постели. Наконец, часа в два ночи, он принял таблетку. Почему бы нет? Раз уж Барри их принимает.

— Нельзя ли нам как-то придержать эту версию с ядом — хотя бы до тех пор, пока мы не услышим, что у него там на самом деле нашли? — сказала Энджел.

Они находились в недавно обустроенной «Военной комнате» в ИПК — в помещении, лишенном окон и непроницаемом (как Энджел заверила Жука) для электронных устройств. Сотрудники сидели в отгороженных кабинках, снабженных табличками: Далай-Лама, Пекин, Лхаса, Правительство США, Медицина, Дезинформация, Будда, СМИ, Разведка.

Энджел самолично отбирала кадры среди «сливок общества» орео-конов. Она заставила их подписать пугающие юридические документы, где они давали клятву хранить тайну пожизненно. Причем уговорить их оказалось совсем нетрудно. Спровоцировать конфликт с Китаем? Да ведь орео-коны и жили ради подобных вещей. Остальным сотрудникам ИПК объяснили временное отсутствие коллег тем, что, мол, их срочно откомандировали в Пентагон — там они должны были представить сценарий развития событий после военного вмешательства в Северную Корею.

Орео-коны были озадачены. Китай был настоящим Великаном. Один из них кисло заметил другому: «Да, это нам не Афганистан, Тото».

Жук барабанил по клавиатуре.

— Почему бы не подготовиться заранее? — заявил он Энджел. Он подозвал сотрудника, что сидел под табличкой Медицина, — молодого человека с землистым лицом, которого звали Твент. — Вы что-нибудь нашли про пандовые ферменты?

— Нет, — ответил Твент таким тоном, как будто ему уже много раз задавали этот вопрос.

— Ну, когда же вы…

— Я работаю над этим.

— Вы все еще никак не оставите в покое этих панд, Жук? — спросила Энджел. — Мы что, теперь так и будем зацикливаться на мелочах? А чем плох мышьяк или цианид?

— Мышьяк? — переспросил Жук. — Мышьяк оставляет такие следы, что их заметит даже слепой патологоанатом. А что вам не нравится? Мы же работаем.

— Ну, или какие-нибудь обычные фосфорные эфиры, — продолжала Энджел. — Малатион, паратион…

— Энджел, — резко оборвал ее Жук. — Может быть, предоставим это специалистам?

— Вы что же, думаете, я со всем этим незнакома? К вашему сведению, о Химический Али, когда я работала в Пентагоне, то чуть ли не ежедневно сталкивалась со всей этой ерундой.

— Я лишь предлагаю вам, о Злая Волшебница Запада[27], предоставить вашему собственному эксперту, присутствующему здесь доктору Твенту, выполнять свою работу. Кстати говоря, у него магистерская степень, полученная в Высшем военно-морском колледже, где он специализировался на биохимическом оружии.

— Сдается мне, что вы пытаетесь позолотить лилию, возясь с этой версией с пандами. И, кстати говоря, там, на телевидении, удары придутся на мою задницу, а не на вашу.

— Не «позолотить», а «побелить», — сказал Жук. — Все перевирают это выражение[28].

— Учту на будущее. Послушайте, я вовсе не собираюсь жертвовать собственным добрым именем только из-за того, что вы втемяшили в голову эту идею — отправить его Святейшество на тот свет именно с помощью эссенции, извлеченной из печени панды. Имейте в виду: это вам не какой-нибудь из ваших неопубликованных романов.

Жук поднял голову.

— Ну это уже удар ниже пояса.

Только на прошлой неделе он подарил Энджел красиво оформленные, в кожаных переплетах, распечатки своей трилогии «Армагеддон». Жук заметил, что они так и остались лежать на ее столе, куда она их положила, несколько небрежно его поблагодарив.

— Я не хотела, — извинилась Энджел.

— К вашему сведению, есть разница между «неопубликованным» и «непубликабельным». Первую книжку Роулинг о Гарри Потере поначалу тоже завернули. А теперь она богаче английской королевы.

— Ну, и что вы этим хотите сказать?

— Почему бы вам не заняться подготовкой к поединку с Драконшей? — спросил Жук. — Я слышал, она превосходна. Стоит того, чтобы посмотреть и послушать.

— Да я разделаюсь с ней за пару раундов.

Сотрудники смотрели на них.

— Может, скажете ей в лицо, что она «наживается на войне», как сказали маме рядового Райана? — Жук снова уткнулся в компьютер. — И вы еще беспокоитесь о своем «добром имени»? Просто обхохочешься.

— Ну, а вы, если все-таки найдете этот неуловимый пандовый фермент, — ответила Энджел, — не забудьте первым делом испытать его на себе.

— До следующего вторника! — огрызнулся Жук.

Энджел, не оборачиваясь, ушла, показав Жуку пальцами неприличный жест.

Жук утешал свое чувство оскорбленного писательского достоинства мыслью о том, что теперь он может спокойно работать над четвертым романом. Его трилогия «Армагеддон» уже переросла в незавершенную тетралогию. Новая часть внушала Жуку уверенность в своих силах. Она выходила у него более зрелой, чем предыдущие три. Ее рабочим названием было «Переаттестация ‘Армагеддон’». Герой, Бак Турок Макмастер, получил от вашингтонских политиков очередное невероятно трудное задание — спасти Великого Ксаму из Ниббута, некогда гордого теократического королевства, которое подверглось жестокому нападению и завоеванию соседней Мантаголией. Отличная проза, гораздо выше обычной писанины в жанре триллера; Жук ощущал, что эта вещь действительно может подняться до уровня настоящей литературы.