Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот, видишь? Когда ты не знала об этом, тебе было всё равно. А теперь тебе неприятно, хотя ты всего этого никогда и не имела. Надеюсь, сейчас ты понимаешь, как неприятно дедушке?
– Дети говорят…
– Не надо их слушать. Это ни к чему.
– Но они не со зла, они рады нашей дружбе. Они не упрекают вовсе, а наоборот, любят рассказывать много интересного. Правда, иногда я не всё понимаю, например, когда кому-то из новых ребят они говорят про меня… «на меликянц ана я». Это что?
– Это? – папа хмыкнул. – Это означает – «она из меликов».
– Но они не ругают нас, они все с нами дружат. Некоторые даже говорят, что мы с ними родня.
Я стала перечислять имена друзей, кто считал себя таковыми, но обязательно при этом упоминала из какого они рода или имена их отцов и дедов, чтобы папа понял, о чьих детях я говорю.
– Да, среди них есть и родня. Я рад, что вы дружите, – папа даже повеселел.
– Значит, дети не такие уж и глупые, они многое знают? – радостно сообщила я.
– Нет, не такие уж и глупые, – усмехнулся папа. – Это важно дружить с честными и добрыми детьми. Тогда вы вырастете хорошими людьми. Ты доедай, хватит разговаривать.
– Они ещё говорят, что вся наша деревня…
Осмелев, я хотела рассказать, что ещё я узнала от своих подросших и сильно поумневших друзей, но папа продолжил сам:
– Да, они говорят правду. Мелики руководили своими территориями. Наш Мелик Мирзахан вместе со своими взрослыми сыновьями когда-то очень давно правил княжеством Хачен. Туда входило несколько городов и сёл. А жил он со своей семьёй здесь, в Хндзристане, – папа показал рукой назад, куда уходили дворы двоюродных братьев дедушки Джавада и их предков.
– Я хочу побольше узнать об этом, это ведь история нашей семьи и нашей земли.
– А я хочу быть историком, – добавила Ида, чтобы подтвердить необходимость этих знаний.
– Здесь нечего больше узнавать, всё это осталось в далёком прошлом. А то, что нужно знать, вы уже знаете. И чем меньше вы обе об этом будете говорить, даже с друзьями, тем лучше. А с посторонними тем более.
– Они будут завидовать?
– Чему завидовать? У нас нет ничего особенного.
– Завистники всегда находятся, – вернувшись с балкона на веранду, сказала бабушка. – Это такой сорт людей, они завидуют всем, кто чего-то в жизни добивается, а сами ничего для этого не делают. Им хочется даром получать все блага, без труда. И вообще, хватит об этом, ешь давай. Вон, Ида молодец, хорошо ест. А ты… худенькая совсем.
– А дедуля на меня сердится? – спросила я бабушку.
– Нет, он просто хочет постоять на балконе, – ответила она, ласково коснувшись моей головы. – Ешьте, ешьте, он сейчас вернётся.
– Я наелась. Спасибо.
Я встала из-за стола и вышла на балкон. Я обняла дедушку и сказала:
– Дедо, я извиняюсь, я больше не буду. Я тебя очень люблю.
Он обнял меня и поцеловал в макушку. Никогда больше мы с ним не говорили об этом.
Художник Галина Адамян
Я выбежала в сад. Мне было всё равно, что я была «из кулаков» или «из меликов». Меня это не пугало и не радовало. Я просто чувствовала себя хорошо. И всё тут.
И тогда, в детстве, и во взрослой жизни мне было приятно осознавать, что я – внучка всеми уважаемого Мирзояна Джавада Айрапетовича из рода Баба-Аханц, одного из потомков Мелика Мирзахана, принадлежавшего к большой древней династии Джалаланц.
Дедушка был тружеником, из тех, на кого равняются и кем гордятся.
А дети деревни всё равно рассказывали нам легенды о нашем роде и хотели с нами дружить, что нам тоже нравилось. Наш род для них был частью живой истории нашего общего родного края, и эту историю они берегли, передавая из уст в уста, из поколения в поколение.
…Летом я росла и взрослела в доме моих предков, туда же в будущем не раз привозила и свою семью. Но это будет гораздо позже, гораздо, гораздо. А пока я школьница, и нету мне устали. Я среди родных и друзей, а что может быть лучше деревенских летних каникул у бабушки с дедушкой? Ни-че-го!
Фрагменты детства и юности часто возникают в моей голове обрывками картинок, но, сплетаясь воедино, создают красивый ковровый узор памяти.
Художник Галина Адамян
Каждый день я приносила домой свежую воду, бегая с друзьями на родник, но я не отказывалась и от других бабушкиных поручений. Я могла полить огород, запуская в равномерные, длинные грядки воду из узенького речного канала-«арха», окружающего огороды и сады деревни. А могла и накопать картошки, нарвать овощей к столу или достать из-под курочки свежих яиц. Всё это было каждодневным, обычным делом и доставляло мне огромное удовольствие. Но самым интересным для меня было уходить с семьёй и друзьями в леса и горы, порой с ночёвкой под открытым небом у костра. Там тебе и дикие ягоды, собирай – не хочу, там тебе и свежий воздух, и пикник с шашлыком. Там разнообразные игры с детьми и взрослыми, там и речка, окружённая обилием родников, бьющих прямо из-под земли или падающих с гор маленькими водопадами.
Наша деревня расположена на огромной скалистой горе вулканического происхождения, а потому всё передвижение по ней идёт либо в гору, либо с горы. Наш дом находится в центральной части села, на том самом перекрёстке двух главных деревенских дорог, где расположены важные здания – довольно высокий двухэтажный дом с длинным голубым балконом, в котором находятся местное почтовое отделение и междугородняя телефонная станция с телеграфом; и другой двухэтажный дом напротив, через дорогу, где на первом этаже расположена сельская аптека. Дети туда забегают по делу и без дела, а главное, они в аптеке покупают гематоген и едят его вместо шоколада. По обе другие стороны Центра деревни, который в народе именуется «щенамач», занимают частные дома, впрочем, так же, как и за аптекой и почтой. Мы всегда жили в центре и узнавали все последние новости первыми, ну или почти первыми, после почтальонши и телефониста – самых осведомлённых в деревне людей. Порой нам звонили домой по номеру 3–5-3 из другого конца деревни, чтобы узнать, привезли ли в центр продавать арбузы. А порой просили прочитать название фильма на афише, которая была наклеена на железный стенд рядом с почтой. Порой афишу писали мы