Основанный в X веке андалузскими[93]маврами, Оран, именуемый арабами Гухаран, лежит у подножия довольно высокой горы, на обрывистом склоне которой возведен форт Ла-Мун, и занимает в пять раз большую территорию — не менее семидесяти двух гектаров, — чем в начальный период своего развития. От городских стен к морю ведут несколько дорог протяженностью два километра. Турист, отправившись из Орана на север или восток, без особого труда дошел бы до таких пригородов недавней постройки, как Гамбетта и Нуазэ-Экмюль.

Трудно найти алжирский город, где разнообразие человеческих типов представляло бы больший интерес для изучения. Из сорока семи тысяч жителей только семнадцать тысяч — французы и натурализованные евреи, в то время как численность иностранцев — испанцев, а также итальянцев, англичан и англо-мальтийцев — составляет восемнадцать тысяч. В южной части города, в районе Джалис, называемом образно негритянской деревней, проживает около четырех тысяч арабов, многие из которых работают метельщиками улиц и портовыми грузчиками. Столь же неоднороден и религиозный состав населения Орана, в котором насчитывается двадцать семь тысяч католиков, семь тысяч иудаистов и одна тысяча мусульман.

Что же касается здешнего климата, то он в общем сухой и жаркий. Часто дуют ветры, подымающие тучи пыли.

Теперь мы знаем, куда удалился из Перпиньяна месье Элиссан после пятнадцати лет вполне успешной коммерческой деятельности, принесшей ему двенадцать тысяч ливров ренты, которая отнюдь не оскудела в результате хозяйствования его экономной жены. Однако сорокачетырехлетняя мадам Элиссан вряд ли и в молодости выглядела столь же хорошенькой, как ее дочь. На редкость положительная женщина, взвешивавшая свои слова, словно сахар, она являла собой довольно распространенный тип представительниц ее пола: была расчетливой, холодно управляла своими чувствами, жила по правилам двойного счета, как в бухгалтерских книгах, и особенно заботилась о том, чтобы всегда оставаться кредитоспособной. Есть такие лица с неподвижными жесткими чертами, с шишковатым лбом, колючим взглядом, суровым ртом — со всем тем, что в облике женщины указывает на привычку к сосредоточенности и настойчивости. Да, мадам Элиссан вела дом весьма разумно и избегала бесполезных трат, а сэкономленные деньги умела поместить надежно и выгодно. Однако она не скупилась, если речь шла о дочери, на которой сосредоточились все ее привязанности. Сама одета почти по-монашески, мадам Элиссан хотела, чтобы Луиза всегда имела элегантный вид, и для этого почти ничем не пренебрегала. По сути, все стремления этой матери были направлены на счастье своего ребенка, и она ничуть не сомневалась, что ее мечта осуществится благодаря задуманному союзу с семьей Дезиранделей. Двенадцать тысяч франков ренты, которые однажды получит Агафокл, плюс то богатство, которое Луиза унаследует от матери, — это ли не надежная основа для их будущего благополучия!

У Луизы, однако, об Агафокле остались весьма расплывчатые воспоминания. Но мать беспрестанно внушала ей мысль, что в один прекрасный день она станет молодой мадам Дезирандель. В общем, все это казалось девушке вполне естественным, правда, при условии, что жених придется ей по душе. Впрочем, почему бы ему не обладать всем необходимым, чтобы понравиться невесте?

Отдав последние распоряжения, мадам Элиссан прошла в гостиную, где к ней присоединилась и дочь.

— Десерт готов, дитя мое? — спросила мадам.

— Да, мама.

— Досадно, что пароход прибудет поздновато, почти что к ночи. Одень к шести вечера свое платье в мелкую клетку, и мы пойдем в порт, где, может быть, услышим гудок «Агафоклеса»… — Мадам Элиссан невольно оговорилась.

— Ты хотела сказать — «Аржелеса», — рассмеялась Луиза.

— Ладно, — ответила мать. — «Аржелеса»… «Агафоклеса»… Какое это имеет значение? Можешь быть уверена, что уж он-то не ошибется, произнося имя Луиза…

— Ты уверена? — чуть насмешливо произнесла девушка. — Месье Агафокл совсем меня не знает, а я его, признаюсь, знаю еще меньше.

— О, мы вам дадим достаточно времени, чтобы вы познакомились поближе, прежде чем что-либо решать!

— Это очень разумно.

— Все же я уверена, что ты понравишься ему, дитя мое, и у меня есть все основания думать, он тебе тоже… Мадам Дезирандель хвалит его… А после мы оговорим условия бракосочетания…

— И счет будет сбалансирован, мама?

— Да, насмешница, в твою же пользу! И не забывай, что Дезиранделей сопровождает их друг, месье Кловис Дардантор… Ты знаешь, богатый перпиньянец, знакомством с которым они гордятся. Если им верить, это лучший человек на всем свете. Посуди сама, месье и мадам Дезирандель плохо переносят морские путешествия, и он пожелал проводить их до самого Орана. Это очень мило с его стороны, и мы окажем ему, Луиза, самый теплый прием…

— Такой, какого он заслуживает, и даже если ему придет в голову мысль просить моей руки… Ах да, я забываю, что должна… что должна стать мадам Агафокл… Красивое имя, в нем есть что-то античное…

— Луиза, ну будь же серьезнее!

Но эта девушка и так была достаточно серьезной и вместе с тем веселой и очаровательной. И сказано это вовсе не потому, что такой всегда представляется героиня романа. Луиза выглядела действительно прелестной в расцвете своих двадцати лет. И, кроме того, она обладала искренней натурой, живым и подвижным лицом, бархатистыми и вместе с тем блестящими, цвета лазури глазами, пышными белокурыми волосами, грациозной походкой, скажем даже — шелковистой, если воспользоваться эпитетом, который Пьер Лоти,[94]пока не стал академиком, решился применить, описывая полет ласточки.

Кажется, достаточно этого легкого карандашного наброска, чтобы представить себе облик Луизы Элиссан. Как заметит читатель, она производит несколько иное впечатление, чем тот простак, которого ей направили из Сета вместе с другими грузами на борту «Аржелеса».

Наконец приблизилось время прибытия судна. Мадам Элиссан окинула хозяйским оком комнаты, приготовленные для Дезиранделей, позвала дочь, и они вдвоем отправились в порт. По дороге им захотелось зайти в городской сад, амфитеатром раскинувшийся над рейдом. Отсюда открывался широкий вид на открытое море. Небо было изумительным, горизонт — безупречно чистым. Солнце уже клонилось к косе Мерс-эль-Кебир — этим «Божественным вратам» античности, где броненосцы и крейсера могут найти отличное укрытие от частых шквальных западных ветров.

В северной части моря белело несколько парусов. Далекие дымы обозначали суда тех многих пароходных линий Средиземноморья, которые связывают Европу с берегами Африки. Два-три из них наверняка шли в Оран, и одно уже находилось не более чем в трех милях от гавани. Но был ли это «Аржелес», ожидавшийся столь нетерпеливо — если не дочерью, так матерью? Ведь Луиза совсем не знала молодого человека, которого приближал к ней каждый оборот винта парохода. И кто знает, может, этому судну, пока не поздно, дать задний ход…