Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А мы?
Ребенок. Настоящий живой ребенок — это не игрушка, не кошечка или черепашка. Этот ребенок вырастет, и неужели он не заметит, что у родителей какие-то совершенно неправильные отношения? Подписываясь на всю эту авантюру, я поставила росчерк, определивший мою жизнь не на ближайший год или два, а на все оставшееся доступное в этой жизни мне время.
И стоило только хорошенько все это обдумать, так на меня сразу же свалилось осознание того, что решение я приняла сгоряча. Еще я поняла, что отца за такие условия невозможно простить и наказывать надо было не Ярика, который оказался таким же пострадавшим, а именно папу. Ведь отец не мог не предугадать реакцию Яра. Не мог… Точно так же, как и не мог он не просчитать, что Свят выберет политику невмешательства и отстранится от всего происходящего.
И сейчас получалось, что Соколовский… К черту, Соколов (раз его это так бесит) — единственный человек, протянувший мне руку помощи. И если сначала он хотел лишь использовать и меня, и ситуацию, в которой я оказалась, то потом что-то изменилось? И это “что-то” не давало мне покоя. А сейчас он говорит, моя будущая фамилия…
— Не так, — я все же собрала все свои мысли воедино и ответила на непростой вопрос, — это не так, как получается у нас. Мы чужие друг другу люди, и воспитывать ребенка с нашей стороны стало бы глупостью. И что это еще за намеки про фамилию? Мирослав, я никогда в жизни не поверю в то, что ты воспылал неожиданной страстью или влюбился с первого, — надула губы, — прости, с третьего взгляда.
— Тебе не кажется, что мы ходим вокруг да около и обсуждаем одно и то же? Я уже устал, честно.
Мужчина спрыгнул с высокого стула и ушел в сторону от меня.
— Не уходи от разговора, Соколовский, — выкрикнула ему в спину. — Чего ты от меня хочешь и чем мне аукнется твоя помощь, если я соглашусь?
— От тебя, пожалуй, уже ничего, — хмыкнул мужчина, встав у окна и скрестив руки на груди.
— Окей, тогда чего ты хочешь от моей семьи?
— Верное направление, Ласка, взяла. За свою помощь, — Мир чуть наклонил голову и повернулся ко мне, — я хочу тебя и никак не могу понять, где и когда я выразился не так, если ты до сих пор этого не заметила.
— Стоп. — Я спрыгнула со стула и быстро подошла к мужчине. — Меня? — усмехнулась и приложила ладонь к груди.
— Красивый лак, Слава. Очень подходит к твоим глазам.
— Что?
Может, я сильно поторопилась, когда решила, что он умный и адекватный?
— Я устал. Давай уберем со стола и пойдем уже спать.
— Пойдем?
Соколов кивнул и легко улыбнулся, лишь краешком губ.
— Кровать одна, ты забыла?
— Но вчера…
— Вчера — это было вчера. — Мир подошел ко мне и невесомо обнял за талию. — И за эту ночь многое изменилось. Я не буду тебя трогать, если ты вдруг этого боишься. Я помогу тебе в твоем решении, но, видимо, я и правда как-то неясно выразился. Независимо от того, что ты решишь с условиями отца, я буду рядом с тобой. Пока только рядом, а дальше посмотрим.
— Соколов, — протянула я его фамилию, в который раз произнеся ее неправильно.
Как там говорят? Наглость — второе счастье.
— Соколовский, Слава, — и не надоело же ему меня поправлять, — помоги мне лучше со стола убрать, если не будешь больше ужинать. А потом спать. — Ну совершенно точно эту пословицу придумали для Мирослава. Я открыла рот, чтобы возмутиться, но мужчина развернул меня и подтолкнул в сторону стола. — Спать, Слава, спать.
Мир пошел к одному из шкафчиков, достал контейнеры и, вернувшись к столу, начал складывать наш ужин. И вот как я могла остаться на месте и не помочь ему?
Посмотрим, как он будет просто спать и просто рядом.
Главное — потом об этом сильно не пожалеть…
Ласка
Мужчина, как и обещал, просто был рядом, когда я вышла из душа, Соколов уже спал. «Видимо, и правда устал», — хмыкнула я про себя и забралась в кровать, укрывшись вторым одеялом, любезно ожидающим меня.
Утром Мирослав не стал меня будить, на грани сна я ощутила нежное касание, меня, словно кошку, погладили по голове, а затем оставили невесомый поцелуй на моей скуле. И все.
Окончательно я проснулась ближе к обеду и то из-за мелодии мобильного телефона. Если бы не входящий вызов, кто знает, сколько бы я еще проспала.
— Да, — тихо ответила, все еще пытаясь оторвать голову от мягкой и вкусно пахнущей подушки, каким-то образом я оказалась не на своей. Вообще-то в этом доме не было ни одной моей подушки, но засыпала я вчера на другой, той, которая была ближе к рабочему столу, а не к витражным окнам. И телефон мой лежал на прикроватной тумбе с другой стороны. Но я, не особо задумываясь, потянулась к ближайшей тумбе и, взяв телефон, ответила на вызов, только сейчас осознав, что его кто-то переложил для моего удобства. Вопрос в том, кто именно, сразу же отпал. И так понятно.
— Милая, ты все еще спишь? — послышался ласковый мамин голос, и я все же нашла в себе силы открыть глаза.
— Мама? — переспросила, словно усомнившись в собственных слуховых возможностях.
— Да, дорогая. Ты вообще собираешься возвращаться домой?
Я присела на кровати и, обняв себя за колени, спокойно произнесла:
— Прости, мама, но у меня по-прежнему нет ни теста с двумя полосками, ни всего прочего в подобном духе, — я не хотела ей язвить и хамить, но потребность ответить именно так была выше меня.
— Мира, я надеялась, что ты все обдумала и больше не держишь на меня глупых обид. Я же хотела как лучше, — мягко произнесла мама, а я задалась вопросом: кому лучше? Мне или ей? — К тому же, — продолжила она, и я с трудом заставила себя слушать, — отец сказал, что ты взялась за голову и уже вторую ночь проводишь у какого-то перспективного молодого мужчины.
Я упала обратно на кровать, зажмурившись. Почти четыре дня не разговаривала с мамой — и лучше бы и дальше не общались. Это ее «ночуешь» прозвучало с таким толстым намеком, что у меня по всему телу побежали мурашки, причем неприятные.