— Нужно отсюда выбираться, — сказал Риан, вставая во весь рост на сиденье, чтобы оглядеться.

Маскелль заставила себя отвлечься от прошлого и сказала:

— Едем вон туда.

В правом конце площади оказалась обнесенная стенами почтовая станция большое здание с просторным двором, где могли разместиться десятки фургонов. Ариаденцам удалось добраться до нее, никого не задавив, и Маскелль слезла с козел, чтобы договориться о плате. Пока она разговаривала со смотрителем, Растим вертелся рядом и обеспокоенно прислушивался.

— Мы можем позволить себе остаться здесь всего на одну ночь, — печально сказал он, когда Маскелль заплатила смотрителю пару монет за разрешение въехать на станцию.

— Нам больше и не нужно, — ответила она и подумала: «Все решится раньше — так или иначе».

Как ни велика была станция, двор ее был забит повозками всех видов и размеров — от легкой тележки мелкого торговца до огромных двухэтажных домов на колесах с закрытыми ставнями окнами и обнесенными перилами площадками на крышах. В загонах теснились быки, онагры, лошади. Шум, производимый животными, крики и разговоры на дюжине языков оглушали. Риан, казалось, принял все это как должное, хотя судить по выражению его лица о чем-то было трудно. Ариаденцы пришли в радостное возбуждение: город оправдал все, что им было обещано, а многолюдие означало, что наверняка найдется немало желающих увидеть представление. Присутствие Маскелль — почтенной странствующей монахини — обеспечило им вежливое внимание служителей, и с их помощью скоро нашлось место, где можно было поставить фургоны.

Актеры суетились, устраиваясь на новом месте, и Маскелль отошла в сторону, чтобы не мешать. Она стала смотреть на башни Марай, хорошо видные поверх стены станции.

«Лучше поскорее со всем покончить», — мрачно подумала она. Теперь, когда она добралась до столицы, нервы ее были напряжены до предела. Служители уже несли сено для быков, Риан и Фирак пытались разобраться, как подается вода в поилки из узкого канала, пересекающего двор. Маскелль ухватила за руку пробегавшего мимо Растима:

— Я отправляюсь в Марай.

— Ах… Молиться? — спросил он, растерянно оборачиваясь.

— Можно назвать это и так. — Как раз в этот момент одна из ее косичек соскользнула и повисла вдоль лица. Маскелль откинула ее, кисло подумав: «Можно не беспокоиться: никто меня не узнает».

— Береги себя! — крикнул ей вслед Растим.

Еще не дойдя до ворот, Маскелль обнаружила, что человек, идущий за ней следом, не случайный попутчик: это был Риан.

— Я не просила тебя идти со мной, — сказала она.

— Знаю, — последовал ответ.

Маскелль остановилась, повернулась к Риану и подарила ему взгляд, от которого когда-то у младших жрецов стыла в жилах кровь, а весь двор трепетал еще тогда, когда бояться было нечего.

— Мне не нужны сопровождающие, — отчетливо выговаривая слова, произнесла она.

Риан скрестил руки на груди и ответил ей точно таким же взглядом. На лице его было ясно написано: он привык настаивать на своем, общаясь с власть имущими, а их капризы вызывают у него скуку.

— После прошлой ночи тебе будет нелегко убедить меня в этом.

Маскелль хотела резко оборвать его, но вместо этого только глубоко вздохнула. «Что ж, тут есть резон».

— Конечно, нелегко. Но мы добрались до столицы, и здесь найдется немало желающих нанять телохранителя. Ты не обязан оставаться со мной.

Риан отвел глаза; на лице его читалось раздражение.

— Ты кончила говорить?

Маскелль знала, что по синтанским понятиям такие слова — страшное оскорбление, но ей это было безразлично.

— Ты уверен в своем решении? — спросила она.

— Да, — нетерпеливо бросил он. — Так идем мы куда-нибудь?

— Да помогут мне Предки, — рявкнула Маскелль, — конечно, идем!

Они вышли за пределы станции. Маскелль выбрала эту дорогу и эти ворота потому, что отсюда удобнее всего было добираться до Марай; день тоже оказался подходящим: она знала, что луна находится в такой фазе, когда Обряд Столетия в присутствии Посланника Небес проводится именно в этом храме. Однако, пересекая площадь по направлению к внутренним воротам, она обнаружила, что предпочла бы, чтобы Посланник Небес находился в Баран Дире и ей нужно было еще миновать полгорода.

Можно было пройти более короткой дорогой, но Маскелль помедлила на рыночке у ворот. Здесь было всего несколько тележек и навесов, но торговцы разложили рулоны цветных шелков и узорных хлопчатобумажных тканей, курения и специи, товары из дальних стран. Продавали здесь и еду — фрукты, сладости, моллюсков; на жаровнях жарилась свинина, приправленная медом. Воздух был полон аппетитных запахов. Маскелль невольно замедлила шаги.

Риан окинул взглядом разложенные на одном из прилавков мечи и кинжалы, но особого внимания им не уделил: он оставался бдительным и напряженным, хотя никто в многоязыкой толпе не обращал внимания на синтанского воина. Маскелль рассматривала товары, разложенные на циновках под навесами. Медные котелки, ножи с резными рукоятями, золотые украшения: ожерелья, кольца, пряжки для поясов, серьги.

Маскелль опустилась на колени, чтобы лучше рассмотреть их. Многие украшения были синтанской работы: крошечные фигурки оленей и пантер, зверей, неизвестных в сердце Империи, каких-то крылатых существ и морских чудищ, населяющих мифы дальних стран. Из всего этого сверкающего разнообразия Маскелль пальцем выудила серьгу — миниатюрное изображение головы рыси. Она вспомнила — синтанцы верят в то, что изображения сохраняют всю силу своих прототипов.

— Сколько? — спросила она.

Торговец, сморщенный старичок с почерневшими выщербленными зубами, сидел, скрестив ноги, на циновке рядом со своим товаром. Склонившись перед Маскелль, он ответил:

— Для монахини всего две серебряные монеты — очень дешево.

— Ты хочешь слишком много. — Маскелль понятия не имела, сколько стоит золото или драгоценные камни; когда она жила в Дувалпуре, такие покупки были обязанностью слуг. Но долгие странствия научили ее торговаться. Она вытащила из кучи другую серьгу, простую золотую бусину. — Для монахини обе они должны стоить одну серебряную монету. — Потратить больше она не могла себе позволить.

Торговец усмехнулся и снова поклонился.

— Прости меня! Я думал, что ты странствующая монахиня, не бывавшая в столице.

Маскелль тоже усмехнулась, чувствуя, что удача — а может быть, и благоволение Предков — на этот раз на ее стороне.

— Я странствую, но я вернулась домой. — Она протянула монету.

Поднявшись на ноги, Маскелль повернулась к Риану, который все еще всматривался в толпу, и протянула ему серьги.

— Я заметила, что тебе их не хватает. — Риан вытаращил на нее глаза, словно у женщины внезапно выросла вторая голова или третий глаз. — Не смотри на меня так! — Маскелль стала проталкиваться сквозь толпу.