Но когда наш джентльмен выходил из вокзала, к нему подошел полисмен.

– Мистер Филеас Фогг?

– Это я.

– А этот человек – ваш слуга? – полисмен указал на Паспарту.

– Да.

– Извольте следовать за мной. Оба!

Мистер Фогг ни единым жестом не выразил удивления. Этот полицейский был представителем закона, а закон для англичанина святыня. Паспарту со своими французскими замашками попробовал было возражать, но полисмен коснулся жезлом его плеча, а Филеас Фогг сделал ему знак подчиниться.

– Эта молодая дама может пойти с нами? – спросил мистер Фогг.

– Может, – отвечал полисмен.

Страж порядка усадил мистера Фогга, миссис Ауду и Паспарту в палькигари – это что-то вроде четырехколесной четырехместной коляски, запряженной парой лошадей, – и она тронулась. Путь занял минут двадцать, и пока ехали, никто не произнес ни слова.

Сначала коляска миновала «черный город» с узкими улочками, где ютилось в лачугах разноплеменное население, оборванное и чумазое. Потом въехали в европейские кварталы с веселыми кирпичными домами под кокосовыми пальмами, там, несмотря на ранний час уже попадались навстречу элегантные всадники и роскошные экипажи.

Пальки-гари остановилась перед зданием, с виду неказистым и вряд ли предназначенным для жилья. Полисмен приказал своим пленникам – такое определение здесь вполне уместно – выйти из коляски, отвел их в комнату с зарешеченными окнами и объявил:

– В половине девятого вы предстанете перед судьей Обадиа.

С тем он и удалился, заперев за собой дверь.

– Ну вот! Нас сцапали! – воскликнул Паспарту, опускаясь на скамью.

Тотчас миссис Ауда повернулась к мистеру Фоггу и, безуспешно стараясь скрыть смятение, проговорила дрогнувшим голосом:

– Вам следует оставить меня, сударь! Это из-за меня вас преследуют! За то, что вы меня спасли!

Филеас Фогг лаконично возразил, что это невозможно. Преследовать за историю с «сутти»? Исключено! Кто бы посмел обратиться с подобной жалобой к властям, как ее сформулировать, в каком качестве предстали бы сами истцы? Здесь явное недоразумение. В любом случае, добавил мистер Фогг, он не покинет молодую женщину и доставит ее в Гонконг.

– Но в полдень корабль отчалит! – напомнил Паспарту.

– Мы будем на борту до полудня, – отрезал невозмутимый джентльмен.

Такая убежденность слышалась в этих простых словах, что Паспарту поневоле сказал себе: «Черт возьми! Ни тени сомнения! До полудня мы будем на борту!»

Но сам-то он вовсе не был в этом уверен.

В половине девятого дверь комнаты отворилась. Вошел тот же полисмен. Он повел узников в помещение, находившееся по соседству. Это был зал судебных заседаний, и публики там собралось немало, как европейцев, так и индийцев. Мистера Фогга, миссис Ауду и Паспарту усадили на скамью, расположенную напротив кресел, предназначенных судье и секретарю.

Судья по имени Обадиа, сопровождаемый секретарем, вошел почти тотчасже. Он был толст, можно даже сказать, шарообразен. Сдернув с гвоздя висевший на стене парик, он ловко напялил его себе на голову.

– Слушается первое дело, – возвестил судья.

Но тут же осекся, поднес руку к голове.

– Э, да ведь это не мой парик!

– Действительно, господин Обадиа, это мой, – сказал секретарь.

– Мой дорогой господин Ойстерпуф, не думаете же вы, что судья может вынести справедливый вердикт, когда на нем парик секретаря?

Произошел обмен париками. Во время этих предварительных переговоров Паспарту буквально лопался от нетерпения, ему казалось, что стрелка на циферблате больших настенных часов двигается ужасно быстро.

– Слушается первое дело, – снова объявил судья Обадиа.

– Филеас Фогг? – вопросил секретарь.

– Это я, – отвечал мистер Фогг.

– Паспарту?

– Здесь! – откликнулся тот.

– Отлично! – сказал судья Обадиа. – Вас, обвиняемые, двое суток разыскивали во всех поездах, идущих из Бомбея.

– Да в чем мы провинились? – выкрикнул Паспарту, теряя терпение.

– Сейчас узнаете, – отвечал судья.

Мистер Фогг попробовал вмешаться.

– Сударь, – сказал он, – я как гражданин Англии вправе…

– Вы имеете основания жаловаться на неподобающее обхождение?

– Никоим образом.

– Вот и хорошо. Пригласите истцов.

По приказу судьи дверь отворилась, и вошли три жреца в сопровождении судебного исполнителя.

– Так и есть! – пробормотал Паспарту. – Это те самые мерзавцы, что хотели сжечь нашу молодую даму!

Жрецы, встав перед судьей, слушали, как судебный секретарь громким голосом зачитал жалобу на господина Филеаса Фогга и его слугу, обвиняемых в кощунственном осквернении места, священного для приверженцев браминской религии.

– Вы все поняли? – спросил судья, обращаясь к Филеасу Фоггу.

– Да, сударь, – отвечал мистер Фогг и посмотрел на свои часы. – В этом я признаюсь.

– А, так вы признаете…

– Признаюсь и жду, чтобы эти три жреца, в свою очередь, признались в том, что они собирались сделать в пагоде Пилладжи.

Жрецы переглянулись. Казалось, они никак не возьмут в толк, о чем говорит обвиняемый.

– Вот именно! – порывисто вскричал Паспарту. – Они там, перед этой пагодой Пилладжи, хотели сжечь свою жертву!

И снова жрецы ошеломленно застыли. Судья Обадиа тоже впал в глубокое недоумение:

– Какую жертву? – пробормотал он. – Сжечь кого-то? В центре Бомбея?

– То есть как Бомбея?

– Именно Бомбея. Ни о какой пагоде Пилладжи речь не шла, мы говорим о том, что произошло в Бомбее, в пагоде Малабар-Хилл.

– А вот и вещественное доказательство: обувь святотатца, – сказал секретарь суда, ставя на стол пару башмаков.

– Мои башмаки! – невольно вырвалось у Паспарту. Он был так ошеломлен, что не смог сдержаться.

Нетрудно вообразить, какое смятение охватило господина и слугу. Они думать забыли о том случае в бомбейской пагоде, однако именно из-за него они предстали перед судом в Калькутте.

А вышло так, что сыщик Фикс в полной мере оценил выгоду, которую мог извлечь из этого злополучного инцидента. Отсрочив свой отъезд на двенадцать часов, он успел переговорить со жрецами Малабар-Хилла, посулил им значительную денежную компенсацию, поскольку знал, что английские власти очень сурово карают за преступления подобного рода. Затем следующим поездом он с ними вместе пустился по следу святотатца. Однако из-за того, что освобождение юной вдовы потребовало времени, Фикс и жрецы прибыли в Калькутту раньше Филеаса Фогга и его слуги, которых местные власти, предупрежденные депешей, должны были задержать, как только те сойдут с поезда. Каково же было разочарование Фикса, когда ему сообщили, что Филеас Фогг все еще не прибыл в индийскую столицу! Ему оставалось лишь предположить, что вор вышел из поезда на одной из промежуточных остановок и бежал куда-то в северные провинции. Целые сутки Фикс, изнывая от мучительного беспокойства, подстерегал его на вокзале. Зато как возликовал сыщик, когда поутру увидел его выходящим из вагона, правда, в компании прелестной женщины, чье присутствие он не мог себе объяснить. Фикс тотчас напустил на него полисмена, вот почему мистер Фогг, Паспарту и вдова раджи Бундельханда предстали перед судьей Обадиа.