все курганы называются оба, что значит куча. Дерево, одиноко растущее в степи или уродливое растение с необыкновенно кривыми ветвями служат предметом поклонения и ночевок. Каждый, проезжая, навязывает на это дерево куски от платья, тряпки, бросает чашки, приносит (в) жертву животных или же навязывает гриву лошадей»[120].

Следы древних анимистических воззрений в культе святых очень слабы. В этой связи новые этнографические материалы приобретают особое значение. Элементами традиции, восходящей к архаическим анимистическим воззрениям, отмечена святыня «Аулие бастау» («Святой родник») в Джамбулской области. Местность, где находится родник, связана с именем местного жителя Карашала. Его сын, Карашалов Азберген, 1923 г. рождения, рассказал, что раньше в ущелье было много воды. Из многочисленных расщелин в скале текла вода. Ее с избытком хватало на весь аул. Отец Азбергена построил здесь мельницу, разбил фруктовый сад, посадил огород, развел козлят. В расщелине скалы, как подчеркнул Азберген, жили две большие змеи, которые никогда никого не трогали. В скале было отверстие, представлявшее собой некое убежище. В нем укрывались от непогоды, устраивали трапезы. На каменном выступе можно было увидеть Коран. Люди боялись к нему прикоснуться. Говорили, что Коран спрятали в скале покидавшие край муллы. О былом изобилии воды сохранились лишь воспоминания. В настоящее время только из одного источника течет вода. В нем можно увидеть монеты, оставленные паломниками. Считается, что только знающий молитвы может взять эти деньги. Все растущие рядом деревья пестрели многочисленными тряпочками. Самое большое дерево было сломлено и повалено ураганом. Азберген уверял, что видел, как в тот момент из дерева текла кровь.

Святыня «Аулие бастау», испытавшая крайне поверхностное влияние ислама (лишь упоминание спрятанного муллами Корана), явно сохранила элементы архаичного мировоззрения: святость животворящей воды, сакрализация окружающих деревьев. Деревья, истекающие кровью, испускавшие крики боли или негодования, известны многим традициям. Считается опасным наносить повреждение подобным деревьям и кустарникам и срывать с них хотя бы одну ветку, большое несчастье поразит человека, который осмелится сделать это. Святые деревья обычно обвешиваются всевозможными тряпочками.

У казахов выросшее на могиле дерево являлось свидетельством святости погребенного. «Усопшему для получения места в киргизских (казахских — Р.М.) святцах иногда бывает довольно того, чтобы над его прахом выросло какое-нибудь большое дерево»[121]. Дерево на могиле святого некогда выступало в роли «говорящего дерева». В прошлом по казахскому обычаю, если по делу «джисар» (сватовства) кто-либо из сторон отречется, что был действительно сватом, то в подтверждение правдивости своих слов он должен был отрезать ветку у дерева, растущего у могилы святого, так как считалось, что «в древние времена было одно дерево», которое говорило «ложны или правдивы слова ответчика и истца». А так как этого дерева теперь не существует, то у казахов осталась примета — отрезать ветку у дерева, растущего у (могилы) аулие (святого)[122]. О силе и значении присяги, данной на могиле святого, венчаемой деревом или шестом, свидетельствуют и «Предания адаевцев на Мангышлаке», указывающие, что широко распространенной ипостасью такого дерева являлся надмогильный шест. Присяга, принятая на могиле святого, считается совершенным доказательством невинности ответчика, но на нее решаются немногие. Присягающий должен взяться обеими руками за шест, стоящий на могиле и сказать: «Не видал, не слыхал, не ел, не пил, если говорю неправду, да убьет, меня Бог, да убьет этот святой»[123].

Представляется возможным допустить связь святого дерева с известным многим традициям мотивом изобличения. Многочисленные материалы свидетельствуют о широко распространенном образе святого дерева на могиле. В этой связи неясно, почему В.Я. Пропп отмечал, что «у киргизов (казахов — Р.М.) выросшее из могилы священное дерево — случай единичный и исключительный, и мотив обличения, связанный с деревом, им был не известен»[124].

Ключ к пониманию исключительного отношения казахов к святому дереву на могиле кроется в круге архаичных представлений, связанных с образом дерева жизни, «универсальной концепцией, которая в течении длительного времени определяла модель мира человеческих коллективов старого и нового света»[125]. Они особенно проявляются в реликтах домусульманского погребального обряда. И.А. Кастанье, например, отмечал, что «на могиле мужчин, особенно в Сырдарьинской области и в южных частях Тургайской, втыкают пики или просто кол, на который насаживают череп любимой лошади»[126]. Как только умирал казах, в юрте устанавливалось в вертикальном положении его копье (найза), на конце которого привязывался платок, цвет его указывал на возраст покойного. Через год при соблюдении особых обрядов найзу переламывали, а обломок устанавливали на могиле умершего[127]. По копью душа восходила на небо[128]. Разновидностью копья мог быть шест, кол, просто палка (бакан или писпек). Очевидно реликты этого древнего представления обрели новую жизнь в образе дерева, осеняющего погребение святого. Мотив, связанный с древними представлениями о дереве жизни у казахов нашел отражение и в народном творчестве. Так, в казахской былине о Бикете-батыре, приводятся слова героя Бикета: «Говоря «отец его дерево» — не руби дуба топором (безрассудно)»[129].

Приведенные материалы, конечно, не охватывают весь спектр проявлений культа дерева у казахов.

Новую жизнь в исламском культе святых обрели и другие культы, бытовавшие у казахов в доисламское время. Так, например, с почитанием одной из гор в Чимкентской области — Казы-Курт связана исламская, точнее библейская легенда о Ноевом ковчеге. Почитание этой святыни представляет собой один из примеров о наложении мусульманской традиции на древний культ гор.

Реликты древнего мировоззрения, связанного с почитанием гор, известного у многих народов, сохранились и в легенде о Святом Жилаган-ата («Плачущий старик»). Святыня Жилаган-ата находится в Туркестанском районе Чимкентской области в местности Аксерке. Она была одним из мест паломничества дуана Амана, со слов которого была записана одна из версий легенды.

Родители Жилаган-ата (отец — святой Курушкап и мать — святая Шаш-ана), прожив долгую жизнь, оставались бездетными. Отказавшись от всех благ, превратившись в странников (дуана), они отправились к святыне Баба-Тукты-Шашты-Азиз в надежде на то, что святой дарует им детей. Спустя девять месяцев Шаш- ана родила нечто круглое как шар. Старики радовались рождению живого существа, но скрывали его от людских глаз. Все попытки узнать что-либо о содержимом шара не увенчались успехом, и старики, проведя 40 дней на месте рождения шара, решили переехать. В пути верблюд, на котором сидела Шаш-ана с шаром в руках, споткнулся, шар упал на землю и разбился. Из него появился ребенок, который тотчас бросился бежать от родителей. Оказавшись у подножия горы, мальчик закричал: «Святой Баба-Тукты-Шашты-Азиз! Мои отец и мать хотят пить!» Взобравшись на вершину горы, он вновь прокричал те же слова. Обращаясь к старикам,