– Нет, - убежден Некрасов, - мы торгуем только люксом, а он еще долго будет производиться в Европе, упаковка может быть китайской, но не содержимое.

Владимир какое-то время жил во Франции, потом приехал делать бизнес в России.

– Я жил в Москве, и так получилось, что полюбил одну девчонку и уехал ради нее во Францию. И во Франции жил несколько лет, а потом все-таки не смог жить без России и вернулся, и, в общем-то, об этом не жалею. Мне только, единственное, жалко, что моя личная жизнь с ней не сложилась, но это уже, наверное, частная жизнь.

Если Владимир подумал, что нас не интересует его частная жизнь, то он глубоко ошибался. К тому же она вызывает такое количество слухов. Я даже предположила, что он сам их культивирует. Больше всего кулуарных разговоров было о его последней рекламной кампании с использованием обнаженных юношей.

– Чем больше ты интересен, тем больше возникает слухов. И это, наверное, даже хорошо. Я их не культивирую, знаешь, мне все равно, потому что я в этом не заинтересован. Я живу так, как я могу, и на большее не претендую. Что касается голых мальчиков, то это очень просто. У нас 93% покупателей в сети - это женщины, от двадцати трех до сорока пяти лет. Было бы, наверное, ни к чему в журналах, которые мы издаем, использовать в качестве рекламной модели женщину. Женщина в любой женщине видит конкурентку. Особенно когда смотришь на тебя, ты красивая, уверенная в себе, шикарно одетая. И тебя, может, кто-то и не любит, потому что ну как тебя любить? Вот все у тебя. Ты надеваешь такие блузки, что, когда смотришь на тебя, возникает сексуальное желание… У меня тоже возникает.

Я торопливо предложила это желание загасить и перейти к разговору о начале его бизнес-карьеры, о том, как и когда он почувствовал в себе качества руководителя.

– Еще в школе, еще в институте, - с легкостью переключился Владимир на менее щекотливую тему, - после института я работал и чувствовал, что могу сделать большее, что я могу быть лидером. И это чувство нельзя приобрести, оно, наверное, врожденное. Господь Бог дает каждому шанс быть другим человеком, только нужно правильно принять этот шанс, ведь многие люди думают, что деньги, слава, богатство и могущество приходят совершенно случайно и непонятно к кому, но ведь за каждым из этих слов стоит огромная работа.

Я вспомнила любимое выражение директора одной крупной компании: «Тому, кто скажет, что мне повезло, я набью морду». Я тоже не верю в удачу, только в тяжелый кропотливый труд.

– Мне не везло в этой жизни - никогда и ни в чем, - подтвердил мою мысль Некрасов, - я работал, я работаю, я буду работать, у меня нет другого выхода. Я получаю от этого максимальное удовольствие. Я работаю не из-за денег. Меня деньги как деньги не интересуют вообще. Я работаю, потому что мне это нравится. Я себя на пенсии не вижу. Мне кажется, я буду работать до последнего дня.

В нашем ряду трудоголиков чувствуется новое пополнение. Хотя если бы все нарко-и алкогольно-зависимые люди превратились бы вдруг в трудоголиков, то от этого всем стало бы только лучше. Иногда кажется, что в таком движении нет цели, весь смысл в процессе.

– Я не задумывался о пике своей карьеры, - заявил мой собеседник, - потому что все, что можно было революционного внести в продажу парфюмерных изделий, я внес. Все, что нужно, в новый мерчендай-зинг и формат-магазины - я внес. Я сделал революционное открытие на парфюмерном рынке мира. Таких магазинов, как «Арбат-престиж», не существует ни в одной стране мира, ни по объемам продаж, ни по концепции, и это подтверждают крупнейшие мировые фабрики. Наверное, я уже сделал больше, чем мог сделать. Сегодня я только структурирую бизнес, для того чтобы построить огромную компанию с большими оборотами, для того чтобы быть нужнее людям.

Недавно ему предлагали взятку в два миллиона долларов, но не за то, чтобы что-то сделать, как обычно, а, наоборот, за то, чтобы кое-чего не сделать. Его просили не выходить на рынок одного российского города в течение года. Он отказался от взятки. Конкуренты подняли предложение до трех миллионов. В конечном итоге он по-царски и денег не взял, и в этот город не успел выйти. И на старуху бывает проруха.

Спрашиваю, является ли он миллиардером.

– Да, - отвечает, - я очень богатый человек.

Исходя из того, что в нашей стране богатых наследников не было, я поинтересовалась, с чего он начинал.

– Это была компания по продаже парфюмерных изделий. Бухгалтер у меня был по совместительству даже не на полставки, на четверть ставки. Мы сняли комнату. Эта комната была десять метров, в ней сидело три человека, в том числе и я. Мы взяли в аренду два стола и четыре стула, и эта женщина, которая была бухгалтером, она к нам приходила раз в неделю. А сегодня у меня работают тысяча восемьсот человек на сорока тысячах торговых площадей. За 15 лет такой, скажем, качественный рывок. И конечно, ты понимаешь, для многих людей эти цифры, пятьсот миллионов долларов или миллиард долларов, - это, наверное, цифры большие и непонятные, а у меня за каждой этой цифрой стоит гигантский труд, титанический.

Надо бы, выходя, спросить у секретарей, какой Некрасов руководитель - деспот или демократ.

– Я жесткий, - избавляет он меня от необходимости статистического опроса, - я наказываю за то, что человек должен был сделать и не сделал. Не сделал не потому, что не смог, а когда он не доделал, или не увидел, или неправильно сделал. Я могу уволить за один день, но я всегда заплачу компенсацию этому человеку, скажу: «Спасибо большое за ваш труд, но нам с вами в разных лодках плыть», зачем человека обижать или не верить ему, лучше не работать с ним.

После сотни интервью с крупнейшими предпринимателями, кажется, можно делать статистические выводы и читать лекции о законах успеха в бизнесе. Один из таких выводов заключается в том, что почти все без исключения крупные предприниматели в начале 90-х годов столкнулись с криминалом.

– Начало 90-х - это было страшное время, - подтвердил мои выводы Некрасов, - но я всегда был законопослушным, всегда работал с милицией и платил официально по безналичному расчету за то; что они дежурили в офисе, но это после того, как произошла одна история. Дело было летом. Мы отработали год в этой маленькой комнатушечке и присоединили к ней еще две, одну побольше, в тридцать метров, и одну поменьше, в десять метров. У меня там появился кабинетик маленький, наверное, метров семь, я там сидел как начальник. Мы увеличили штат до шести человек, и все остальные сидели в этих комнатах. Не было ни дежурных, ни охраны. Мы даже не знали о том, что это нужно. У нас был подписан договор с отделением милиции о том, что мы им сдавали эти комнаты на сигнализацию, и о том, что если возникали какие-то вопросы, например, сигнализация сработала, то они к нам приезжали. Нам установили кнопку немедленного вызова милиции, но для того чтобы просто обезопасить себя, хотя у нас никогда не было немыслимых наличных денег или чего-то такого, что привлекает преступников. И вот летним днем я сидел у себя, и в это время заходят четыре человека такой, кавказской, как сейчас говорят, наружности, кладут мне на стол четыре гранаты и достают два автомата. Я на это смотрю и сижу… У меня такой маленький столик. И я смотрю на это и думаю, боже мой, как в фильме, просто классика жанра. А они говорят: «Давай дэньги! Мы тебя будем крышевать». Я отвечаю: «Послушайте, пожалуйста! Нам не нужны ни ваша крыша, ни ваши вот эти вот гранаты. Вот вы пришли, вы люди видные, под метр с чем-то ростом, небритые, вы хотите нас всех запугать. Но сейчас мы вызовем милицию, что вы будете делать? Вы стрелять не будете, побоитесь, потому что все равно найдут. Они говорят: «Ты будешь платить». Я говорю: «Платить? Надо знать, за что платить. Вот вам платить за что?» - «Потому, что мы дэржим этот район», - отвечают. Я говорю: «Ну, наверное, вы держите этот район, но ко мне это не имеет никакого отношения. Вы, наверное, держите рынки. Вы, наверное, держите палатки, которые не платят государству налог, и поэтому, наверное, вы на них и наезжаете. А ко мне-то какие претензии?» В это время кто-то бежит по коридору, выбегает пятый такой же, как и эти четверо, и говорит, менты. И приезжает наряд милиции, вначале из трех человек, а потом, когда милиционеры поняли, что происходит, они вызвали еще подмогу, и приехало человек пятнадцать с автоматами. Я спрашиваю: «Ну что будем делать?» - «Мы там щас, типа…» - «Вот это, типа, не надо, вы что, будете взрываться? Но вы же не террористы, вы же деньги хотите зарабатывать, а деньги и подрыв - это разные абсолютно вопросы». А он мне говорит: «А ты что, не боишься?» Я ему: «Послушайте, почему я должен бояться, бояться надо было, если бы подо мной стоял большой бочонок, набитый деньгами». Одним словом, пришел со стороны милиции начальник, мы этот вопрос отрегулировали, они их забрали и увезли. Но последствия были на следующий же день, потому что за мной начали следить на машинах такие же, как и те, видно, ребята решили продолжить свое давление. Я не стал ломать себе голову, а взял и тут же подписал договор с милицией, чтобы милиционера посадили на пост с оружием, завели систему пропусков. И я тогда впервые завел личную охрану, потому что думать о том, что какие-то придурки вычислили твой дом и будут за тобой следить, а потом заходить в подъезд и не знать, что тебя ждет в подъезде, хорошего в этом мало, и потом, я же не экстремал. Ты знаешь, есть экстремалы, которые любят взять денег у кого-то, а потом прятаться и думать: найдут или не найдут.