– Каков был ваш план?

– У меня не было никакого плана. Я просто чувствовал, что должен еще раз пересмотреть свою жизнь. Я решил, что какое-то время поживу как Торо. Мне потребовалось шесть месяцев, чтобы покончить со всем этим, занимаясь попутно рубкой дров.

– Почему вы выбрали Род-Айленд?

– Это место было достаточно близко к моим детям и достаточно далеко от моей бывшей жены, которая жила в Коннектикуте. Еще там были новые возможности для бизнеса. Буквально недавно в Род-Айленде легализовали марихуану, и мне это показалось потрясающей возможностью. На этом можно было заработать кучу денег, но существовали и препятствия.

– Что это за препятствия?

– Большинство людей не хотели носить клеймо производителей шмали. Мне же было плевать на все это.

– Какую возможность вы увидели?

– Многие люди хотели выращивать марихуану, но у них не было стартовых средств для этого бизнеса. Мы же не говорим о врачах, юристах или управляющих хедж-фондами, которые вдруг захотели выращивать коноплю, – я говорю о молодых парнях, которые не учились в колледже и трудились простыми рабочими. У них не было $100 или $200 000 стартовых средств для создания растущего предприятия, которое могло бы приносить по 400 штук в год. Я начал строить эти предприятия, а затем сдавать их в аренду за $6000 в месяц. Я знал, сколько зарабатывают те люди, и они могли легко позволить себе такую аренду. Мне потребовалась всего пара лет, чтобы окупить инвестиции.

– Полагаю, люди, которые занимались этим бизнесом, тоже неплохо справлялись.

– Они зарабатывали по $200 000 в год и даже больше, и я заключил с ними шестилетнюю сделку по аренде с последующим переходом права собственности, так что через шесть лет они становились владельцами своего бизнеса. Это определенно была беспроигрышная ситуация и хорошая бизнес-идея.

– Сколько людей вы привлекли в этот бизнес?

– Около сорока.

– Когда вы вернулись в трейдинг?

– Примерно через полтора года после того, как я закрыл свой CTA. Несмотря на то что я повторно женился и был очень счастлив в браке, не говоря уже про необходимые для жизни деньги, я все равно переживал жуткую депрессию. Я чувствовал, что в моей жизни чего-то не хватает. Единственное, о чем я мог думать, это о трейдинге. Это было то, чем я занимался в течение четверти века, и это было то, в чем я был лучше всех. Я думал, что смогу стать одним из лучших трейдеров в мире. Так почему же я этого не сделал? Раньше, несмотря на все взлеты и падения в моей жизни, я никогда не испытывал депрессии.

– Разве вы не впадали в депрессию в течение всех периодов, когда теряли все свои деньги?

– Возможно, это и досаждало мне, но сильно я никогда не расстраивался по этому поводу. Моя реакция всегда была примерно такой: «Хорошо. Что мне теперь делать, чтобы этого больше не повторилось?»

– В чем же оказалась причина вашей депрессии?

– Все предельно ясно… Я просто любил торговать.

– Что окончательно заставило вас вернуться в трейдинг?

– Я посетил одного старого друга, а теперь и соседа, и поговорил с ним о своих ощущениях. Он помог мне связаться с контактным лицом в Bryson Securities, и те предоставили мне счет для торговли. Позиция Брайсона была следующей: «Нам все равно, что вы делаете, – просто зарабатывайте деньги». Если вы теряете деньги, вы уходите; если вы зарабатываете деньги, вас ценят. Они никогда не ставили под сомнение мои сделки или то, что я делал. Отсутствие трейдинга в течение 18 месяцев очищает ваш разум. Я снова стал использовать свою систему и добавил к ней право свободы действий и управление рисками. Я мог использовать все, что знал из своего 25-летнего опыта. Это было потрясающе!

– Помимо тех времен, когда вы сливали счета в начале своей торговой карьеры, есть какие-либо сделки, которые выделяются на общем фоне как особенно болезненные?

– Нет. Я не застреваю в плохих сделках, у меня просто срабатывают стопы. Я могу пропустить сделки из-за своего упрямства, но я никогда в жизни не нарушу свой стоп. Так что я больше не попадаю в такие ситуации.

– Очевидно, что важнейшим компонентом вашего управления рисками является установка стопа для каждой сделки в точке, которая опровергает вашу гипотезу о том, что рынок достиг пика или дна. Есть ли еще какие-то элементы управления рисками в вашей стратегии?

– Когда инвесторы говорят со мной про управление рисками, они спрашивают: «Используете ли вы стоимость, подверженную риску?» Я отвечаю им, что нет, потому что считаю, что это мусор. Стоимость, подверженная риску, основана на исторических корреляциях, будь то 30 дней, 60 дней, 90 дней или дольше. Когда у вас есть рынки типа того, что мы видели недавно [интервью проводилось в апреле 2020 года], любые корреляции могут исчезнуть за 48 часов. Стоимость, подверженная риску, не имеет ничего общего с текущим риском. К тому времени, когда стоимость, подверженная риску, наверстывает упущенное, отражая резкое изменение корреляций, становится уже слишком поздно.

Я управляю рисками самостоятельно. Я весь день смотрю на рынок. Обращаю внимание на рыночные корреляции, особенно на корреляции позиций, в которых я нахожусь. Если я обнаруживаю, что слишком сосредоточиваюсь на позициях, которые движутся в одном направлении, я либо уменьшаю размеры позиций, либо открываю позицию, которая будет иметь обратную корреляцию. Вот почему, несмотря на резкий рост волатильности на рынке за последние пару месяцев, моя волатильность не выросла. Я видел, что происходило и каковы были мои позиции, и я сократил их. Заработал ли я на этом? Да, но что еще лучше – моя волатильность не выросла ни на йоту. Если вы посмотрите на мою ежедневную доходность, то это не даст вам ни малейшего предоставления о том, что только что творилось на рынках.

– Это произошло из-за того, что вы уменьшили размеры своих позиций, или потому, что вы добавили позиции, имеющие обратную корреляцию?

– В основном это произошло вследствие сокращения размера моих позиций. Однако, если корреляция внезапно возрастет, как это происходило в последнее время, я буду склонен добавить позицию, которая имеет обратную корреляцию, и при этом мне необязательно иметь системный сигнал. Например, после пика февраля 2020 года я открыл короткую позицию по фондовому индексу, хотя он не являлся моим типичным сигналом, потому что короткая позиция по фондовому индексу при наличии у меня длинных позиций на других рынках уменьшала мой риск.

Февральская вершина на фондовом рынке была необычной. Обычно рынок идет все вверх, вверх и вверх, а спекулянты продолжают открывать длинные позиции. В этом же случае позиция спекулянта на вершине не была значимой. Но затем рынок упал на 5 %, и все открыли длинные позиции. И то же самое я видел по телевизору, где все говорили, что нужно покупать во время падения. Затем был опубликован отчет COT, который показал, что все купили на падении. Это была самая крупная спекулятивная длинная позиция за многие годы. Тогда я понял, что на рынке была огромная короткая позиция и, каким бы ни был эффект от вируса, сейчас будет намного хуже.