Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это ты сейчас так говоришь. А через неделю она тебе надоест — какать будет в углу в коридоре, или еще что, тогда чего делать будешь — в бордель сдашь?
— Щас по морде дам.
— Ладно, мальчик ты взрослый, наше дело было тебе мозги вправить — не хочешь адекватных людей слушать, не надо. Тебе расхлебывать.
Стасик во время этого разговора чувствовал себя очень неловко.
— Слушай, Кирилл, это, конечно, твое дело, мы давить не имеем права, но ты все-таки подумай еще раз, пока время есть.
— Да вы чего, мужики? Вы о чем? Какое время? Мы что, уже в вагоне СВ в Москву едем? Ты, Стас, говоришь, пока время есть? Да его, может, и нет уже. Может, нам считанные часы остались? Может, у меня появилась первая и последняя возможность пожить в счастливом браке? Хотя бы одну ночь!
За воротами послышался шум подъехавшего автомобиля, хлопнула дверца, открылась калитка, и во двор энергично зашел мужчина лет сорока. Кожаный пиджак, брюки (именно брюки!), кожаные туфли (именно туфли!), тонкие усики, загорелое лицо. По таким в прошлые годы сходили с ума на всех танцплощадках юга. Направился прямо к нам. Протянул руку. «Джабраил». Рукопожатия.
— Давайте пройдем в дом, сядем, поговорим, — речь почти без акцента.
Зашли в «гостиную». Она была пуста. Сели за стол.
— Вы, наверное, догадываетесь, зачем вы здесь, — сделал вступление Джабраил. — А вы старший? — он посмотрел на меня.
— Догадываемся. Я старший. А вы, простите, кто?
— Я ваш э-э-э… — он побарабанил пальцами по столу, — я ваш куратор. Я хотел бы объяснить вам ваши обязанности…
— Секундочку, — надо было срочно перехватывать инициативу, — мы свои обязанности много лет знаем, я хотел бы уточнить ВАШИ обязанности.
Джабраил растерялся. Все-таки мы были в некотором роде пленными. Я не дал ему продохнуть:
— Хочу обратить ваше внимание: мы — не пленные, явились сюда по доброй воле, в силу специфики нашей работы. Сразу хочу предупредить — навязать нам что-либо невозможно.
Джабраил усмехнулся.
— Пленные — не пленные, независимые. Зависимые! Уйти-то вы отсюда все равно не можете.
— А вы — можете?
Он не нашелся что ответить. Я продолжил.
— Давайте так. Мы — партнеры. На данном этапе мы сотрудничаем. Мы не выполняем никаких указаний, просто делаем свою работу. Для вас ведь очень важен сам факт нашего присутствия здесь. Кстати, именно об этом я договаривался с Надиром Хачилаевым (тут я приврал, но не станет же он проверять, да если и станет — что с того?). Кстати, Надир здесь?
— Без комментариев. Хорошо. Я понял. Не будем выяснять, кто круче, — это делу повредит (вот умница). Какие у вас возможности?
Я пожал плечами.
— Да так себе… Камера. Но здесь ведь нет перегона. Так что снимать можно только на будущее. А так — спутниковый телефон, всегда можно выйти в прямой эфир, хоть теле-, хоть радио. Но этих телефонов у вас у самих полно.
— Это не важно, вы могли вообще с пустыми руками приехать. Вы правильно сказали — важно само ваше присутствие здесь. Ваш голос узнают. Вы расскажете миру правду — пускай по телефону, не имеет значения.
— А кстати, какую я должен рассказывать правду? У нас с вами может быть разное представление.
— Как какую? Федералы стягивают войска, подгоняют авиацию — хотят задушить нашу маленькую республику. Сначала будут бомбить наши мирные села.
— Мирные?!
— Вы женщин, детей, стариков видели?
— Видели.
— Значит, села мирные.
— А я ведь могу рассказать и про оружие, которое видел даже у детей.
— А это пожалуйста — мы же должны защищаться. Наше дело правое — нашу правду не задушишь, не убьешь…
«… Эту песню напевает молодежь, — мысленно добавил я, — точно, комсомольским работником раньше был».
— Ну хорошо, Джабраил, и как, по-вашему, будут развиваться события?
— Ну как… Скоро начнут бомбить, потом подключат артиллерию. Это будет продолжаться несколько дней. Потом они решат, что ничего живого уже не осталось, и пойдут на штурм. Вот тут-то и сломают себе шею — они даже не представляют себе, насколько у нас здесь крепко. А потом начнется шум на Западе, весь мир будет возмущен варварством федералов. И они уползут, поджав хвост.
— Да-да, Европа с нами, Запад нам поможет — еще товарищ Бендер говорил.
— Кто?
— Неважно. И что? Ну, уйдут федералы, а дальше?
— А дальше мы возьмем Махачкалу, потом Ставрополь, потом Ростов, потом… («Да он параноик, — подумал я, — прямо местный доктор Геббельс»).
— Ладно, это я понял. Какие у ВАС возможности?
— Любые.
— А точнее?
— Корпункт оборудуете здесь, в подвале. Тут такой подвал — ни одна бомба не возьмет. Антенну от спутника выведете на крышу. У вас что — «Инмарсат»?
— Да, — это Стасик вступил в разговор.
— Шнура до крыши хватит?
Стасик кивнул.
— Если не хватит, мы нарастим — вы только скажите.
— А на камеру снимать можно, на будущее? — поинтересовался Костя.
— В принципе можно, хотя особого смысла не вижу.
Прозвучало это как-то зловеще.
— А Искандер говорил — нельзя.
— Да нет, можно, тут все уже знают, что вы свои ребята.
— Ну, вы нас в «свои» не очень-то записывайте. Мы так, нейтральные.
— Мне без разницы. Ладно, располагайтесь, отдыхайте, завтра утром приду — начнем работать.
Он что-то прогортанил на местном. Вошел мой родственник.
— Покажи гостям подвал — они там работать будут. Салям.
Джабраил ушел. Мы спустились в подвал. Да-а-а. Не буду утомлять вас инженерными подробностями, но это было круто.
Стасик начал колдовать над техникой: провел шнур, полез на крышу, укрепил антенну.
— Поймал сигнал? — спрашиваю.
— Легко. Мы на горе — ни помех, ни отражений, звук вообще супер будет.
— Я уже могу в Москву позвонить?
— Звони.
Спускаюсь в подвал. Набираю Таню.
— Слушаю вас, — звук правда отличный.
— Таня, привет.
— Господи, Кирилл! Где вы? Что с вами? Куда вы опять пропали? Вы живы?
— Тань, столько вопросов сразу. Ну, во-первых, пока живы. Во-вторых, мы в Карамахи.
— Где???!!!
— В Карамахи.
— Ой… как же это? Вы что, в заложниках?!
— Здесь все в некотором смысле в заложниках.