Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но вы в порядке?
— С точки зрения профессии — в полном.
— Но там ведь вот-вот ТАКОЕ начнется!
— Я и говорю, с точки зрения профессии — мы именно там, где надо.
— А как же… вы оттуда выбираться будете?
— Ты лучше спроси, как мы сюда добрались. Впрочем, это не важно. Слушай внимательно. Картинки вы от нас не получите до нашего возвращения, это понятно — да? Не перебивай. Дай мне телефон, во-первых, прямого эфира, во-вторых — еще один, по которому я могу позвонить в любое время суток. И чтобы у этого телефона круглые сутки звуковик был, чтобы записал на пленку все, что я говорить буду. И чтоб не болван был и не пьяный. Чтобы кнопки свои правильно нажимал — информация золотая будет, ты понимаешь? Я всегда буду набирать два номера: если попаду в прямой эфир — слава богу, если нет — вы там сами решайте, где пленку давать, в новостях, там, или где. Давай телефоны, я записываю… Так, записал. Танюх, мы сделали все, что смогли, и это — очень много. От вас только одно требуется — вовремя снимать трубку, не болтать по этим телефонам с подругами и не налажать при записи моих сообщений, справитесь?
Вот и славно, до связи. Позвоню уже завтра — первые впечатления и так далее. Пока.
Положил трубку. Поднялся в гостиную. Барият накрывала на стол. Улыбнулась мне смущенно. Я — в ответ, тоже смущенно (сладкая истома).
Захотелось курить. Вышел во двор. Вся компания — на лавочке. Ребята курят. Шамиль рассказывает им историю села. Как я понял, при Ермолове тут тоже дела были. Старик деликатно дождался, когда мы докурим, и сказал:
— Пашлы, жэных, свадба справлат будэм. Зашли, сели за стол. Вчетвером.
— А где Барият?
— В комнатэ.
— Не понял?
— Так палагаэтца. Это ана в Масква будэт с табой за сталом сыдэт, а здэс — нэлзя.
Он встал, повернулся к шкафу, порылся в нем, достал бутылку. «Портвейн крымский. Красный». Е-мое!
— Вот — с паслэднэй пасэвной храню. Пригадылась.
Он поставил на стол три стакана.
— Папа, а ты что же — пить не будешь?
— Пыт ты нэ будэш — ты жэных, тэбэ нэлзя. Вот оно что! Вот почему он подмигивал моим друзьям, а не мне. Нормальная у меня свадьба получается!
Старик разлил вино по трем стаканам.
— Коста, ты старшый дуруг — гавары тост. Костик встал, прокашлялся.
— Дорогой Кирилл, от имени и по поручению нашего маленького коллектива я поздравляю тебя с ПЕРВЫМ браком.
Гад все-таки Костя. Не мог без этого. С ПЕРВЫМ браком! Я недобро посмотрел на него. Шамиль улыбался и согласно кивал головой. Для него в Костином тосте не было ровным счетом ничего странного. Первый брак, второй, третий, четвертый — причем каждый последующий брак вовсе не отменяет предыдущего. Всем хорошо. Все жены счастливы. Если у мужика больше одной жены — это значит, что он богат. Шамиль так и понял. У его внучки со временем появится одна подруга, другая, третья — хорошо!
Они выпили, немного посидели, поели. Шамиль тоже сказал тост. Про то, что я должен быть строг и ласков со своей женой. Что дома у меня в одной руке всегда должна быть плеть для жены, а в другой — золотые украшения для нее же. Костик, гад, криво усмехнулся и буркнул что-то про секс-шоп. К счастью, старик не понял. Наконец мой родственник сказал:
— Ладно, Кырыл, иды, дэлай свае дэло. А мы тут с рэбятамы эще пасыдым.
Э, подумал я, да у него тут не одна бутылочка «Крымского».
— Парни, вы смотрите — завтра работать, тут перегар не одобряют.
Они энергично закивали головами и замахали руками — иди, мол, уже. Я понял — борьба бесполезна. Завтра моя группа будет благоухать. Здесь это то же самое, что выйти на улицу со свиньей на поводке. Ладно, разберемся. Сейчас у меня есть дела поинтереснее.
Начал подниматься по лестнице. Сладкая истома. Ноги ватные.
В эту ночь я стал МУЖЕМ. Дикой, сладкой, восхитительной горской девочки.
28 августа 1999 года. Карамахи.
Пробуждение было приятным. На моей груди покоилась очаровательная головка жены. Ее тонкая рука обнимала мою шею. Теплое дыхание ласкало живот. Я погладил ее по голове. Она проснулась. Улыбнулась. Поцеловала меня в губы.
— Пора вставать, любимая.
Она по-кошачьи соскользнула с кровати, встала на цыпочки, потянулась. Фигура! И никакой стыдливости. А что, собственно, я ведь ей муж.
Я встал, натянул джинсы.
— Ой, прости, — она схватила мои кроссовки, встала на колени, собираясь меня обувать.
— Нет, что ты, что ты, я сам, — я отнял у нее кроссовки, — у нас так не принято.
— Странно, — она была удивлена и, кажется, немного обижена.
Опять погладил ее по голове, поцеловал.
— Ты привыкнешь к этим странностям. Они тебе понравятся. Еще пользоваться будешь.
Она точно не поняла, что я имел в виду. Ладно, потом поймет. Главное, смотрит на меня с нежностью. И наверняка думает, что ее муж — хороший человек. А что? Правильно думает.
Спустились в гостиную. Шамиль уже накрыл на стол. Завтрак — вареная баранина. Неплохо живут, каждый день — мясо.
Между внучкой и дедом произошел короткий диалог. Я не очень силен в горских языках, но смысл уловил, кажется, правильно. Она извинялась, что не позаботилась о завтраке, а дед отвечал, что сегодня как раз тот единственный день, когда ей можно об этом не беспокоиться. Хорошая девочка.
Вошли мои коллеги. Я с тревогой посмотрел на них. Потянул носом. Есть немного. Не одна бутылочка была у папы. Но вид ничего, пристойный. А запах — уляжется после завтрака.
Поели. Барият начала убирать со стола. Мы пошли курить.
Только докурили, во двор влетает Джабраил. Не в брюках, не в туфлях — в камуфляже.
— Ребята, быстро, камеру и все такое в машину. Едем. Быстро! Работа есть!
Уточнять в таких случаях не принято — времени нет, да и не солидно. Влетаем в дом, хватаем технику. Барият смотрит на меня с тревогой. Улыбаюсь — все нормально, мол.
Грузимся в машину. Поехали.
— Что случилось-то?
— Разведка донесла — менты едут.
— Не понял. Куда едут?
— Сюда едут.
— Зачем?
Джабраил засмеялся.
— Арестовывать нас.
— Как это?
— А хрэн их знает.
— Они что, в ситуацию не втыкаются?
— Они бараны. Смешно будет. Хорошее кино получится. И в Москву передашь, какие блестящие операции местная милиция проводит.
Выехали на окраину села. Выгрузились у блокпоста. Впереди змеилась узкая лента дороги.