Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отсюда берет свое начало новая задача современной науки: теперь она будет не пассивно созерцать некую данную, присущую миру красоту, а работать, активно вырабатывать и даже конструировать законы, позволяющие придать смысл этой развенчанной вселенной, у которой нет никаких исходных смыслов. Наука теперь — это не пассивное созерцание, а умственная деятельность.
Чтобы не быть заложником общих и абстрактных формулировок, мне хотелось бы привести тебе один пример такого перехода от пассивности к активности познания, от данности к конструкции, от древней теории к современной науке.
Возьмем принцип причинности, то есть принцип, согласно которому у всякого следствия существует причина — или, если угодно, что всякое явление можно разумно объяснить в собственном смысле этого слова: найти причину его существования, его объяснение.
Не довольствуясь открытием мирового порядка через созерцание, ученый Нового времени будет с помощью принципа причинности вводить в хаос природных явлений некие связность и смысл. Он будет активно устанавливать «логические» связи между некоторыми из них, относя одни из них к следствиям, а другие — к причинам. Иными словами, теперь мысль — это не «созерцание» (orao), как предполагало греческое слово «теория», а действие, работа, которая заключается в связывании природных явлений между собой таким образом, чтобы они стыковались друг с другом и объяснялись друг через друга. Это и станут называть «экспериментальным методом», который древним ученым был практически неизвестен, но который станет фундаментальным методом современной науки.
Чтобы показать тебе конкретную работу этого метода, я скажу несколько слов о Клоде Бернаре, одном из крупнейших французских биологов, который в XIX веке опубликовал известнейший труд «Введение к изучению экспериментальной медицины». На страницах этого труда Бернар великолепно иллюстрирует теорию познания, которую выработал Кант и которая пришла на смену устаревшей теории.
Бернар подробно рассказывает об одном из своих открытий — об открытии «гликогенной функции печени», то есть, проще говоря, способности печени к производству сахара. Производя анализ крови подопытных кроликов, ученый заметил, что в их крови содержится сахар. Тогда он задался вопросом о происхождении этого сахара: откуда он берется — из переваренной кроликами пищи, или производится самим организмом, и если это так, то каким органом? Бернар поделил кроликов на две группы: одни ели сладкую пищу, другие — несладкую, а третьи (бедняжки!) вообще соблюдали диету. Затем, по истечении некоторого времени, он проанализировал кровь всех кроликов и обнаружил, что во всех случаях в ней содержится равное количество сахара. Это означало, что глюкоза происходила не из пищи, а производилась самим организмом.
Не буду подробно рассказывать, как Бернару удалось открыть, что сахар вырабатывает именно печень. Это здесь не так важно. Гораздо важнее тот факт, что кардинально поменялась суть теории: речь больше не идет о созерцании, наука отныне является не просто наблюдением, а, как ты видишь на этом примере, работой, деятельностью, заключающейся в связывании явлений между собой, в соотнесении следствия (сахар) и причины (печень). А ведь именно это до Клода Бернара сформулировал и проанализировал в «Критике чистого разума» Кант, которому принадлежит идея о том, что теперь наука должна определяться как работа над связями или, как он говорит это на своем языке, работа «синтеза». Синтез на древнегреческом языке означает «соединение», «складывание», то есть, если угодно, связывание: объяснение в терминах следствия и причины связывает между собой два явления, как, в частности, у Клода Бернара, сахар и печень.
Прежде чем мы подойдем к самому главному, то есть к тому, что значит гуманизм в этическом, а не только в теоретическом плане, я должен тебе сказать еще два слова об этой книге Канта.
Подростком, впервые открыв «Критику чистого разума», я был ужасно разочарован. Мне говорили, что это, возможно, самый великий философ всех времен и народов. А я не только ничего — вообще ничего — не понимал в этой книге, но и не понимал даже того, почему с первых же страниц этого известнейшего труда Кант задается вопросом, который казался мне совершенно византийским, то есть абстрактным, и, честно говоря, не вызывал у меня ни малейшего интереса: «Возможны ли априорные синтетические суждения?» Как видишь, с первого взгляда не скажешь, что речь в этой книге идет о чем-то особенно интересном, да, по правде говоря, не скажешь так и на второй взгляд…
Долгие годы я почти ничего не понимал в Канте. Разумеется, я понимал отдельные слова и фразы, находил более или менее вразумительное значение для каждого его понятия, но все целиком продолжало для меня не иметь почти никакого смысла, и уж тем более никак не сочеталось ни с какими моими жизненными задачами.
Только когда я осознал новизну той проблемы, которую пытался решить Кант после крушения древних космологий, я понял цели и задачи его вопросов, которые до этого казались мне чисто «техническими». Задаваясь вопросом о нашей способности производить «синтезы», «синтетические суждения», Кант просто-напросто ставил проблему современной науки, проблему экспериментального метода, то есть вопрос о том, как следует вырабатывать законы, устанавливающие ассоциации, когерентные и ясные связи между явлениями, порядок которых больше нам не дан, а должен вводиться в мир нами самими, извне.
Как ты догадываешься, теоретический переворот, совершенный Кантом, вызвал серьезные последствия в плане морали. Новое мировоззрение, за формирование которого взялась наука Нового времени, не имеет практически ничего общего с мировоззрением древних греков. Вселенная, которую описывает нам, например, Ньютон, уже не является вселенной покоя и гармонии. Она уже не является прекрасной, замкнутой на самой себе сферой, как какое-нибудь семейное гнездо, где приятно жить, если мы нашли в нем свое место; это мир сталкивающихся сил, в котором живые существа больше не знают, где и как им разместиться, по той простой причине, что он бесконечен и безграничен в пространстве и времени. Таким образом, как ты теперь понимаешь, этот мир больше не может служить образцом для морали.
А значит, все философские вопросы необходимо пересмотреть с начала и до конца.
В общем и целом, можно сказать, что современная мысль ставит на место космоса и божества — человека. Именно на основе идеи человечества философы будут пересматривать теорию, мораль и даже учение о спасении. Говоря только что о Канте, я, впрочем, уже подвел тебя к тому, что это значит в плане познания: именно человек, усилиями своей собственной мысли, должен теперь придавать смысл и связность этому миру, которому они не даны априори, как греческому космосу.
Если ты хочешь понять, каково значение этого основания ценностей на идее человека в моральном плане, тебе следует вспомнить о хорошо известной Декларации прав человека 1789 года, которая, без сомнения, является самым заметным и известным внешним проявлением этого неслыханного переворота в истории идей. Этот переворот ставит в центр мира человека, тогда как у греков самым важным элементом был сам мир. При этом человек не только становится единственным существом, действительно достойным уважения, но и устанавливается равенство всех людей по отношению друг к другу, будь они богаты или бедны, мужчины или женщины, белые или черные и т. д. Поэтому философия Нового времени, несмотря на все разнообразие ее направлений, в первую очередь представляет собой гуманизм.