Думала она и о корове, о том, как ту сейчас все сердит, раздражает. Вспоминала, как отвернулась она от них, как косилась подозрительно одним глазом, оглядываясь, как тревожно шевелила своими прекрасными пушистыми ушами. Девочке так хотелось поговорить с Буренушкой, успокоить ее… И при этом она понимала, что самое лучшее, что можно сделать сейчас для коровы, самое доброе и полезное, – это просто оставить ее в покое, не отвлекать, пока она набирается сил, чтобы дать новую жизнь…

Они отправились впятером: дедушка и четверо детей. Мальчишкам строго-настрого велено было вести себя тихо и просто молча смотреть, если теленочек уже родится. Главное – не растревожить мать-корову и не напугать малыша.

Нина встретила их у калитки, явно усталая, но веселая. Она, оказывается, думала, что корова родит ночью, и в дом спать не уходила. В хлев Буренка не пошла, отказалась, ушла на лужайке в тот уголок, где росли кусты, и там осталась стоять. Она уже опытная мать, это третий ее теленочек, поэтому Нина была уверена, что все пройдет хорошо. Но корове требовалась человеческая помощь. Теленочка же надо принять, пуповину обработать, уложить на чистую рогожку, постеленную поверх соломы.

Коровушка маялась, и Нина маялась вместе с ней. Она притащила раскладушку и улеглась поблизости, ночи теплые, соловьиные. Часа два удалось поспать. А под утро – только успевай! Только помогай!

– Он появился? – шепотом спросила Птича, боясь надеяться.

– Она! Девочка! Маленькая тёлочка, – тоже тихо ответила Нина и повела их посмотреть на новорожденную.

Они остановились в отдалении. Теленочек, худенький, маленький, стоял, чуть покачиваясь, рядом с матерью.

– А почему она такая… худенькая совсем? – спросил кто-то из мальчишек.

– Ничего, подрастет, расправится, – уверенно ответила Нина. – Дайте только срок.

Птича потом долго размышляла о том, какой красивой жизнью живет баба Нина и вся ее семья. Красота ее жизни ощущалась всеми, каждый хотел с ней общаться, видеть ее… А ведь никаким канонам она не соответствовала: крупная, руки натруженные, красные, лицо широкое, в веснушках… А первая мысль: хочу к ней, с ней хорошо!

Вот эта самая баба Нина вещала сейчас по громкоговорителю о молочке, творожке и прочих деревенских радостях…

Викуся, конечно, всплакнула, проснувшись от странных звуков. Сана подхватила ее на руки и пошла к забору. Генка, широко улыбаясь, вышагивал рядом.

Баба Нина сидела в машине рядом с водителем, высунувшись из открытого окна, держа в руке рупор.

«Как у них теперь все механизировано», – радостно подумала Птича.

– Сабинка! Да никак ты! Вы с Генкой? – удивилась баба Нина и скорее выскочила навстречу своим давним знакомым. – А твой-то где? А это кто?

Генка засмеялся. Вопросы из бабы Нины сыпались, как горох.

– Ты, никак, развелась со своим-то? – все не унималась неугомонная молочница.

– Уже почти, – решительно согласилась Птича.

– А я знаешь, так и думала, – как о чем-то совершенно обыденном и решенном проговорила баба Нина. – Вот как вас с ним еще в самом начале увидела, так и подумала: чужой он им всем, не прилепится, не-а. Видишь, глаз у меня – алмаз.

– Что ж сразу-то не сказали, баба Нина? – заинтересовался Генка. – Может, она бы прислушалась.

– Так они уже расписались тогда, я ж не враг им. Но он уж больно гордый. Не годится для хороших людей. Один грех с такими.

– Это точно, – подтвердила Птича, – один грех и страх.

– Так ты теперь с Геннадием? – продолжала Нина выяснять отношения. – И правильно. Вы ж и маленькие дружились. А потом чего-то занесло… Бывает. По молодости шарахаются некоторые не в ту степь.

– Мы, – начала Птича, – мы…

– Мы – да! – торжественно провозгласил Генка. – Мы теперь – да!

Он слегка толкнул плечом подругу, чтобы та оставила эту тему в покое.

Птича поняла и повиновалась.

– А эта маленькая красавица, стало быть, ваша? – последовал дальнейший, вполне логичный вопрос.

– Нет! – решительно сказала Сана, не желавшая никого вводить в заблуждение, – это не наша. Это я подруге помогаю. Я Викусина крестная.

– Ну, значит, свои не за горами! – оптимистично пообещала баба Нина. – У меня всегда было: как с подружкиным младенцем потетешкаюсь, так через месяц-другой сама понесу. Приходите опять теленочка смотреть – у нас на днях народился. Бычок! Крепкий! Загляденье!

– Придем! Да, Птич? – спросил Геныч на всякий случай.

– Да, – радостно откликнулась Сана, – мы завтра придем. А послезавтра как раз Нелька приедет за Викусей. Завтра бычка Викусе покажем.

– Гы, – сказала Викуся и улыбнулась бабе Нине.

– Ну, что берем? И сколько? – ласково спросила Нина, любуясь младенцем на Саниных руках. – А я, видишь, какая теперь важная барыня стала? Мы ж теперь на «Ниве» заказы дачниками развозим. Мой за рулем. Теперь что хочешь, то и привезу, хочешь – творог, хочешь сметану, хочешь – яички. Целая ферма у нас семейная…

– Мы завтра скажем, баб Нин, ладно? Я у деда спрошу, мы решим, сколько тут народу заживет, и скажем.

Они попрощались до завтра.

Геныч занялся самоваром.

Птича задумалась о Нельке. Лишь бы все у нее было хорошо! Она прижала к себе Викусю и пообещала:

– Скоро мама приедет! Вот увидишь!

– Ничего, ничего, вот вернется Нелька…

Так Сана думала все эти дни, пока нянчилась с Викусей. Нет, ей не было трудно, непривычно, скучно возиться с малышкой. Все мельчайшие тонкости заботы о младенцах пришлось постичь давным-давно, ухаживая за младшими братьями.

Когда-то она сама с уверенностью представляла, как радостно нарожает одного за одним человек десять, как дети ее заживут, не зная тех горестей и страхов, которые пришлось пережить ей самой в свое время…

У нее не сбылось. Пока… И когда кончится это «пока», никто не знает.

А Нелька ни о чем таком не мечтала, но вот – уже есть у нее Викуся…

Наверное, так всегда бывает. Дается не тем… А может быть, именно тем и тогда, когда это особенно необходимо. Просто людям не дано этого понять или хотя бы объяснить.

Сана увидела Нелю впервые, когда той едва исполнилось пятнадцать лет.

Шел кастинг, надо было выбрать всего одну девушку для показа всего одного конкурсного платья. Девушек на отбор собралось дикое количество – не сосчитать. И все, как одна, яркие, интересные, настоящие красавицы.

В первый момент Сана даже растерялась, не понимая, кого же выбрать. И вдруг увидела удивительные глаза. Глаза серны. Так она про себя определила.

У них дома с незапамятных времен стояла фарфоровая статуэтка. Детеныш серны. Сана могла долго-долго разглядывать глаза существа, казавшегося ей живым.