И опять мне не давала покоя мысль об адресе на водительском удостоверении.

Я попал под очарование «настоящего». И к Митараи стал ходить именно потому, что «настоящее» захватило меня. Жизнь с Рёко уже превратилась в обыденность. Находясь внутри банальной повседневности, устоять перед желанием узнать, что там по этому адресу, становилось все труднее. Знакомство с этим странным малым, Митараи, крепко привязало меня к «настоящему», но оно же вело к столкновению с повседневной жизнью.

Видимо, я боюсь вещей, доставляющих беспокойство, и избегаю их, думал я. Если у меня есть жена, как она сейчас живет? Я – муж и имею перед ней обязательства, и они никуда не деваются, независимо от того, потерял я память или нет. Я понимаю это, но делаю вид, что не замечаю. Не знал бы я адрес – куда ни шло, но ведь я его уже знаю…

Сейчас у меня есть Рёко. Даже если память вернется, не могу представить, чтобы я бросил ее и вернулся к прежней жене. Однако жена этого не знает, и ей ничего не остается, как ждать возвращения мужа. Поэтому и для нее, и для меня будет лучше встретиться, обсудить, что случилось, и развестись. Иначе получается подло, непорядочно, и вопрос этот надо решать, как бы тяжело ни было. А я все тяну время, пытаюсь избежать неизбежного… Судя по моему возрасту, жена должна быть еще молодая, и, если мы разведемся, она вполне сможет найти хорошего человека. А я буду спокойно жить с Рёко дальше. Если подумать, то чего я боюсь? Почему бы не разобраться с этим скорее? Эта мысль одолевала меня все сильнее.

Почему я этого не делал? Из-за Рёко. Отчаяние, которое я видел на ее лице, заставляло меня, как трамвай по рельсам, строго следовать по одному маршруту – между заводом и домом, не отклоняясь от него ни на шаг. И все же, думая о Рёко, я не мог не думать и об этом адресе, и о том, что может последовать дальше.

Рёко теперь часто бывала в подавленном настроении. Мне показалось, что Митараи при встрече ей понравился, однако стоило мне лишь заикнуться о нем, как она стала просить, чтобы я больше к нему не ходил. На вопрос: «Почему?» ответила: «Много строит из себя, душа к нему не лежит. А ты перед ним как шестерка». Вот даже как! «Ревнуешь, что ли?» – «Еще чего!» Хотя ясно было, что ревнует, иначе откуда эти капризы: кто для тебя дороже – я или Митараи?

* * *

Последний день июня выдался погожим. Я не стал заезжать к Митараи; мы с Рёко, как прежде, встретились на станции «Мотосумиёси» и направились к дому. Рёко предложила пойти в обход, прогуляться.

На эстакаде, переброшенной через железнодорожную линию Тоёко, рядом с домом, где мы поселились, Рёко остановилась и облокотилась о перила. Стояла и смотрела на рельсы. Я остановился рядом. С этого места был хорошо виден наш дом.

Рёко была вся в своих мыслях и за все время не промолвила почти ни слова. Я тоже молчал, стоял рядом, опершись спиной о перила, и ждал. Перед глазами проносились спешившие куда-то автомобили, в разрывах этого непрерывного потока показалась отошедшая от станции электричка. Ее серебристые вагоны сверкали в лучах вечернего солнца и скрывались под эстакадой.

Держась за перила, я повернулся в другую сторону. Прямо из-под моих ног один за другим выскакивали вагоны с жутко грязными крышами и, проносясь мимо нашего убогого жилища, устремлялись дальше. Наша комната, скучавшая в ожидании хозяев, должно быть, ходила ходуном.

Можно ли считать настоящим домом ненадежную коробку, в которой мы ютились? Наша комнатушка площадью в шесть татами, которые мы воображали себе местом «лучше не бывает», где всегда тепло и куда мы будем вечно возвращаться, сотрясалась, как пустая коробка из-под торта. Выражаясь языком Митараи, это бамбуковая клетка, куда нас – пару убогих зверьков – запихали вместе с нашей любовью.

– Знаешь, поезжай туда! – резко, будто выплеснув что-то скопившееся в груди, заявила Рёко и посмотрела мне прямо в глаза.

– О! С чего это вдруг? – сразу отреагировал я. В последние дни я постоянно думал о поездке в Нисиогу.

– Завтра суббота? Ты же работаешь только до обеда; вот и съезди.

Рёко говорила громко, стараясь перекрыть шум дороги. Вид у нее был страдальческий. Я подошел ближе. Глаз почти не видно, цвет лица никудышный. Она знала, что выглядит ужасно, и потому сказала:

– Не смотри на меня.

Рёко ни разу не заикалась о том, что у меня может быть семья. Жена, дети… таких слов я от нее не слышал. Но следы страданий на ее лице свидетельствовали сами за себя. Излишне говорить, что мое пребывание на чужой территории тоже имело предел.

– Что бы ни было, ничего не изменится, – повторил я уже сказанные прежде слова.

– Не бросай меня, – следом за мной исполнила знакомую партию Рёко.

– Не брошу, ни за что… Пусть даже в Нисиогу у меня семья. Я решил это для себя.

Для такого решения были все основания. Я понял это потом, много позже. Очень может быть, что чувство, возникающее между мужчиной и женщиной и называемое любовью, – это иллюзия, порожденная бесчисленными ошибочными представлениями и недоразумениями.

Между мной и Рёко в самом деле было много недопонимания. Можно сказать, я все время делал ошибки. Не мог верно оценить ни одной ее мысли. Конечно, легко списать все на молодость, но вины с меня это все равно не снимало. Что только не пытаются оправдать ссылками на молодость! Я даже не удосуживался прислушаться к тому, что говорила Рёко.

Горько усмехаясь, я смотрел вниз на рельсы, и мне вдруг захотелось испытать, что значит страдать по-настоящему. Что требуют друг от друга мужчина и женщина? Их запросы и претензии все равно что рельсы на железнодорожном пути. Два рельса совсем рядом один от другого. Достаточно руку протянуть. Но они никогда не сходятся. Мы разные – и в рождении, и в воспитании. Совершенно чужие люди поселяются вместе и ждут друг от друга такого взаимопонимания, какого не бывает даже у кровных родственников. Такова незавидная участь мужчин и женщин, кого судьба свела вместе.

Электричка проехала, стало тише, и я как-то по-дурацки громко выкрикнул:

– Я ни за что тебя не оставлю, Рёко! Потому что ты мне нравишься. Я люблю тебя, Рёко!

Интересно, грохот электрички, что ли, подействовал… Я много раз говорил Рёко, что она мне нравится, но вот в любви признался впервые.

Занятый думами о предстоящей поездке по адресу, указанному в водительском удостоверении, я почувствовал сзади прохладное прикосновение. Обращенными к Рёко словами, признанием в любви я заполнял пробел в наших отношениях, компенсировал свое невнимание к ней. Рёко прижалась головой к моей груди.

Через ее плечо я видел, как электричка цвета нержавеющей стали, издав прощальный гудок, медленно удалялась и как ее потряхивало на стыках. Издалека она напоминала серебристый корабль. И подобно этому кораблю, по рельсам, которые никогда не сходятся, уплывала та самая иллюзия, называемая любовью между мужчиной и женщиной. А когда солнце скроется за горизонтом, она соскользнет в ночь.

По округу Нисиогу в районе Аракава проходит кольцевая линия Яманотэ. Электрички делают остановку на станции «Табата». Еще поблизости находятся станция «Огу», это линия Тохоку-хонсэн, и «Мияномаэ» городской электрички линии Аракава. Но поскольку я понятия не имел, где можно сесть на Тохоку-хонсэн или Аракаву, было заранее решено, вооружившись картой, добираться туда по Яманотэ. Хотя от всех трех станций до Нисиогу, 1-21-18, где стоял мой дом, идти было примерно одинаково.