более тесный), со всей очевидностью полностью закрытый от посетителей. Он выглядел пустынным, хоть и изрядно пропах чу-ха, а вид имел далеко не презентабельный — нас встретили вышарканная ковровая дорожка, разномастные светильники под потолком и жутко старые обои с однотонными рисунками.

По обе стороны очередного коридора виднелись узкие комнатные двери без консольных пультов, с механическими замками под старомодные ключи. Вероятнее всего, именно здесь обитали работницы Лоло. Впрочем, с той же лёгкостью можно было предположить, что потайной этаж принадлежал исключительно старшей самке.

В дальнем тупиковом отвороте коридора та остановилась перед потёртой зелёной дверью, опёрлась на трость, свободной лапой нашарила в недрах юбки связку ключей и отперла замок.

— Комната в вашем распоряжении, — сказала она, снимая ключ с брелока и протягивая мне с почтением, будто древнюю реликвию. — Сюда поднимается только моя личная прислуга и только по моему приказу. Когда понадобится еда или питьё, дай знать через гаппи или систему внутренней связи, она тут ещё работает.

Покачивая ключом на ладони, я пытался подобрать слова благодарности, но Лоло опередила. Сказала с напускной важностью, пряча связку и перехватывая трость:

— Мне пора вернуться к делам дома.

— Конечно… — у меня вдруг пересохло в горле. Должно быть, от недостатка паймы? Но я всё равно смог выдавить: — Лоло?

— Да, милый?

— Пусть будут долгими твои годы, а все начинания сопровождает удача и мир!

— Ты милый мальчик, Ланс. — Немолодая чу-ха в чёрном платье ласково улыбнулась, обнажив белоснежные резцы. — Оставайся таким впредь.

— Вы очень добры, — вдруг добавила Ч’айя, и мне показалось, что не без усилия над собой.

Хозяйка уютного дома окинула девушку долгим внимательным взглядом, чуть высокомерным, чуть любопытным.

— Когда ваши злоключения закончатся, — многозначительно произнесла она, поочерёдно щурясь на меня и спутницу, — я бы хотела послушать пару увлекательных историй, сисадда?

— Непременно, — пообещал я, мгновенно вспомнив про предстоящее интервью с Моноспектральной Чапати.

Ойкоо… когда (и если) всё закончится, разговоров будет действительно много. Главное, чтобы к этому времени рассказчик ещё сохранял возможность дышать…

Кивнув, как если бы мы случайно встретились на шумной улице, Лоло аккуратно протиснулась между нами по коридору, особенно постаравшись не задеть Ч’айю. Дождавшись, пока стук трости стихнет на лестнице, мы вошли и осмотрелись.

Вероятно, отведённая беглецам комната изначально была гостевой — в ней обнаружилась полутораспальная кровать, пара тумб, шкаф для одежды, холодильник, старенькая системная консоль и такой же старенький пищевой комбайн с ограниченным набором функций.

В изголовье кровати возвышалась стопка постельного белья, увенчанная парой подушек. На стене слева нашлась задвижная перегородка туалетной отсечки. Окон, как и ожидалось, не было, их заменяла потолочная панель с включённой записью летнего облачного неба. Панель сбоила, мельтешила и заикалась, вынудив сразу отключить.

Ч’айя сбросила сумку у дверей, размотала накидку. Я тоже разделся, запер дверь на защёлку, отрезал консоль от «мицухи» и повесил пальто в шкаф.

Девушка тем временем обошла комнату, деловито заглядывая в ящики и углы. Перебрала бельё и задумчиво оценила свободное пространство возле кровати, словно бы прикидывая, будет ли мне удобно спать на полу.

— Ты ей доверяешь? — неожиданно спросила она, будто продолжая прерванный разговор.

— Думаю, да. — Мне оставалось пожать плечами и осторожно, придерживаясь за бок, опуститься на край кровати. — Нас однозначно сцапают на улицах. В теории, нас может продать и Лоло, но в ситуации с уютным домом появляются хоть какие-то шансы.

Если Ч’айя и согласилась с данной оценкой рисков, то не прокомментировала. Смотрела долго, опасно долго, заставив заподозрить неладное и вспомнить про Куранпу. Затем молча вытащила из-за шкафа раскладной пластиковый стул, расщёлкнула, бережно расправила на спинке пиджак, уселась напротив меня, и кивнула, как будто дозволяя.

— А теперь, — сказала девушка, и от властного тона у меня аж отвердело в штанах (несвоевременно, призна ю, но что поделать?), — ты мне всё расскажешь, Ланс. Без утайки и спешки. Обстоятельно и не прерываясь, даже если сквозь эту панель, — она подняла палец к отключённому полотку, — рухнет ветростат.

Кое-что обмякло. Вздохнув, я прислушался к тишине в коридоре, стянул кобуру и набросил на угловой кроватный столбик. Задумчиво потёр ладони, взвесил факты и обстоятельства. Ч’айя была права — я действительно собирался делиться, не так ли? Ну и чего тянуть?

Она же скинула правую тапку, самым уютным образом пристроила ступню под попкой, опёрлась локтем на подлокотник и выжидающе уставилась на меня. Валяй, Ланс, удивляй даму!

Я снова задумался, о чём могу рассказать, а что лучше придержать. Взглянул в карие глаза. Решил, что будет предельно глупо врать женщине умнее меня. Также решил, что будет легче отобрать добычу у прайда щебёнчатых сомов, чем запудрить голову такой умничке, как моя подруга, и поэтому… выложил ей всю правду. Болезненную, но необходимую.

В общем, как и тем недавним памятным утром, я снова превратился в сказителя, причём многословного и не самого ладного.

Начинать пришлось издалека, с момента невольного знакомства с непутёвым Подверни Штанину. Затем рассказ скакнул на его сыночка-бандита (пусть будет милостива Когане Но к этой заблудшей душе!), раскрыл мой визит в этот самый уютный дом, историю поиска Симайны и витиеватого допроса кукуга.

Продолжился размышлениями о неожиданном интересе к делу Господина Киликили и его верного Когтя, свернул на главу про заказ Перстней и гибель Прогиба-Разрушителя, подытожившись эпическим сказанием про атаку на цитадель Песчаного Карпа и его разоблачением…

На моменте про сущность джинкина-там Ч’айя впервые поменяла позу. Скинула вторую тапку, уселась на скрещённые ноги (стул опасно заскрипел, но выдержал). По глазам девчонки было видно, что она не совсем понимала, о чём зашла речь, но что-то внутри неё явно среагировало на историю об ожившей консоли…

Фрагмент повествования о завершении дела Галло Ш’Икитари я опустил за ненадобностью, как и упоминание в присутствии матёрого казоку-йодда фазокубитного юнму. Зато (напившись из фильтра в комбайне) чуть больше времени я уделил Алой Суке Магде вис Мишикана и нашим непростым взаимоотношениям. Впрочем, в этом вопросе я тоже остался не до конца откровенен, замолчав часть истории о своём двойном агентстве.

Ну а затем настала очередь упоминания о таинственной капсуле, поздним вечером притащенной в мою нору криитами «Диктата Колберга»…

Какое-то время Ч’айя молчала.

Напилась из бутылки, прихваченной из моей покинутой норы, задумчиво изучила блёклые бумажные обои с простеньким геометрическим узором. Когда я уже почти собрался потревожить неловкую паузу глоточком паймы и почти потянулся к пальто, спросила:

— Кто приходил к тебе тем утром, пока я спала в стенном шкафу?

В другой момент я бы точно возмутился столь презрительным именованием моего личного кабинета. Затем вдруг осознал, что обозначенным утром