развлечься, с чего и началась та двойная жизнь, которую я вел. Николай должен был признать мою правоту.

Правда, что эта игра меня развлекала, теша мое самолюбие, поскольку я был еще очень молод, чтобы нравиться женщинам, тогда как мог нравиться мужчинам. Когда позже я узнал успех у женщин, моя жизнь осложнилась. Женщины меня увлекали, но все связи, которые я имел с ними, были непродолжительны. Привыкнув, чтобы мне самому льстили, я быстро бросал ухаживать за женщиной. В действительности я любил только себя. Мне нравилось быть окруженным свитой, среди которой я бы играл видную роль. В глубине души я ничего из этого не принимал всерьез, но любил окружение, позволяющее мне удовлетворить все мои фантазии. Я считал естественным извлекать удовольствие откуда угодно, не беспокоясь тем, что другие могли об этом подумать.

Много говорили, что я женоненавистник. Нет ничего более ложного. Я люблю женщин, когда они любезны. Некоторые из них играли в моей жизни значительную роль, не говоря уже о той, которой я обязан счастьем. Но должен сказать, что встречал очень немногих, соответствующих созданному мною идеалу женщины. Доверие, которое я к ним испытывал, часто бывало обмануто. В общем, я нахожу у мужчин верность и бескорыстие, которых, мне кажется, не хватает большинству женщин.

Я всегда возмущался людской несправедливостью к тем, кто завязывал особые любовные связи. Можно осуждать эти отношения сами по себе как противоестественные, но не тех существ, для которых нормальные отношения, противоречащие их природе, остаются запретными. Должны ли они, будучи созданы такими, оставаться обреченными на изоляцию?

Глава Х

Царское Село. – Великий князь Дмитрий Павлович. – Ракитное

В Царском Селе, где мы часто живали, мы располагались в павильоне, построенном моей прабабкой по образцу того, который ей предлагал Николай I. Это был дом в стиле Людовика XV, весь белый и внутри, и снаружи. Из большой залы со срезанными углами, составлявшей его центр, шесть дверей вели в салоны, столовую и сад. Вся мебель была той эпохи, выкрашенная в белый цвет и обтянутая кретоном в цветочек, занавеси из того же кретона, с шелком лютикового цвета, которые, пропуская свет, окрашивали его так, что он казался солнечными лучами. В этом доме все было светло и весело. Цветы и растения наполняли воздух благоуханием и создавали иллюзию вечной весны. По возвращении из Оксфорда я устроил себе в мансарде холостяцкую квартиру с отдельным входом.

В Царском Селе все вызывало память о Екатерине II: Большой дворец, произведение архитектора Растрелли, прекрасная череда приемных залов, «янтарная комната», отдельный салон великой императрицы, знаменитая колоннада Камерона со своими мраморными статуями и бесконечный парк с павильонами и боскетами, прудами и фонтанами. Очаровательный китайский театр, красный с золотом, по фантазии великой Екатерины, возвышался среди сосен.

Государь и императрица не жили в Большом дворце, который служил для официальных церемоний. Николай II сделал своей резиденцией Александровский дворец, построенный Екатериной II для Александра I. Несмотря на более скромные размеры, этот дворец не был лишен стиля, конечно, исключая ужасные перемены, которым его подвергла молодая императрица. Большинство картин, мраморная облицовка и барельефы были заменены обшивкой красного дерева и угловыми диванами, безвкусно отделанными. Выписали из Англии мебель от Мапля, тогда как старинную отправили в кладовые.

Присутствие царской семьи в Царском Селе привлекало туда великих князей и многие аристократические семьи. Пикники, ужины, приемы сменяли друг друга, и, при всей простоте деревенской жизни, время протекало весело.

В течение 1912 и 1913 годов я много раз видел великого князя Дмитрия Павловича, вступившего в Конногвардейский полк. Их Величества любили его как сына. Он жил с ними в Александровском дворце и всюду сопровождал царя. Со мной он проводил все свободные часы. Я видел его почти каждый день, и мы совершали вместе долгие прогулки пешком или верхом.

Дмитрий был очень изыскан: высокий, элегантный, породистый, с большими задумчивыми глазами, он напоминал старинные портреты своих предков. Он состоял из порывов и контрастов; одновременно романтический и мистический, ум его не был лишен глубины. В то же время он был очень веселым и всегда готовым на самые сумасшедшие проделки. Его обаяние покоряло все сердца, но слабость характера рождала опасность быть подверженным влиянию.

Будучи на несколько лет старше, я пользовался в его глазах некоторым уважением. Он был более или менее в курсе моей «скандальной жизни» и считал меня существом интересным и немного таинственным. Уважая меня и мои мнения, он не только доверял мне собственные мысли, но и рассказывал о том, что видел вокруг себя. Я довольно хорошо знал важные и грустные вещи, происходившие в Александровском дворце.

Предпочтение, оказываемое ему царем, возбуждало зависть и вызывало интриги. У самого Дмитрия от успехов вскружилась голова, и он стал очень надменным. Я воспользовался преимуществом старшего, чтобы без обиняков ему сказать, что об этом думаю. Он не рассердился и продолжал приходить в мою маленькую мансарду, где мы часами дружески беседовали. Почти каждый вечер мы ездили на авто в Петербург и вели веселую жизнь в ресторанах, ночных кафе и у цыган. Мы приглашали артистов и музыкантов ужинать в отдельном кабинете. Знаменитая балерина Анна Павлова часто бывала с нами. Эти великолепные ночи проходили как сон, и мы возвращались лишь на заре.

Однажды мы ужинали в ресторане, когда ко мне подошел офицер царской свиты, еще молодой человек, очень красивый, затянутый в черкеску и с кинжалом за поясом.

– Я сомневаюсь, что вы можете меня узнать, – сказал он, представившись.

– Но быть может, вы вспомните обстоятельства нашей последней встречи? Они были довольно необычны. Мое появление верхом на лошади в столовой в Архангельском настолько не понравилось вашему отцу, что он велел меня выкинуть.

Я помнил очень хорошо, сказав, что его жест восхитил меня, и уверил его в моем несогласии с реакцией отца. По моему приглашению офицер сел за наш стол и провел с нами часть вечера. Он мало говорил и внимательно меня изучал.

– Как вы похожи на мать! – сказал он наконец. Он казался очень взволнованным. Затем внезапно поднялся и откланялся. На следующий день он позвонил мне по телефону в Царское Село и спросил, может ли прийти повидать меня. Я ответил, что живу с родителями и, ввиду прошлых обстоятельств, его присутствие в их доме было бы по меньшей мере некорректно. Тогда он предложил мне провести с ним вечер в Петербурге. Я согласился и в условленный день отправился с ним к цыганам. Сначала он был довольно молчалив, но к концу вечера,