— Дай флягу, — попросил я. Ремень с ней Герда успела с меня снять.

— Держи. Тебя, да и, честно говоря, меня, спас этот козел. А точнее — шест, на котором мы его несли. Эта тварюка бросилась на тебя и всем телом наткнулась на шест. На твои плечи попали только передние лапы. Да и ты правильно начал крутиться и падать, вытаскивая нож. Он отвлекся, и я успела выстрелить. А ты добавил кинжалом. Быстрая сволочь. У тебя на спине восемь царапин, даже не царапин, а разрезов, глубоких. Когти у этого чудища как бритвы. В общем, жить будешь.

— А чего так горло болит? Шея тоже повреждена? — я осторожно покрутил головой. — Нет вроде.

— Так ты матерился во весь голос, вот горло и сорвал. Я думала уже и не стрелять. Тигра эта сама от разрыва сердца и впечатлительности должна была помереть.

— Это ты что-то врешь, не помню я такого.

— Давай вставай потихонечку. Я тебя футболкой своей кое-как перевязала, пакет с бинтом мы не взяли, конечно. Ты не подумал. Но ладно, дома обработаю как следует. Бери канистры в руки и пошли. Козла я возьму.

— Сейчас пойдем. Вытащи кинжал и дай мне. Вот теперь пойдем, — я только сейчас заметил, что Герда без футболки. Она так сексуально смотрелась с дробовиком в руках, ружьем за плечами и обнаженная до пояса, что у меня невольно появилась… сами понимаете, что.

— Что, нравлюсь? Если встает, то жить будешь, — Герда все заметила и неожиданно похвалила. — А ты молодец, ловко его кинжалом проткнул.

— У меня и у мертвого вставать будет. Хочешь сделать приятное раненому защитнику твоей прекрасной попки? Все-таки за тебя кровь проливал.

— Говори, защитничек. Попка у меня хорошая, но про миньет даже не думай.

— Какой миньет? Сфотографируй меня с ним. Пожалуйста. Его покрупнее.

— Я же говорила, ты только об одном можешь думать. Ладно. Тут зарядки на пару минут осталось. Давай… вот. Герой-победитель. А я думала, ты миньет захочешь. И даже внутренне согласилась.

— Не надо мне этого, — буркнул я и неожиданно смутился, дай бог не покраснеть. — Ты ствол мой давай возвращай. Я сам понесу.

— Держи. Ты смотри, какой стойкий. Будет невмоготу, скажешь, — она отдала тройник и ловко закинула козла на спину.

Одно хорошо, всё это случилось недалеко от спуска домой. Я проклял и свой героизм, и козла, и псевдоленивца десяток раз. Голова болела, тошнило, спина горела адским пламенем. Но дошел. И ружье не отдал, и канистры не бросил. Упал на топчан в палатке, а Герда поставила кипятиться воду в котелке. Она скормила мне свою предпоследнюю таблетку, стало немного полегче. В автобусе нашлись две большие аптечки и много перевязочных пакетов, но из названий лекарств мне был знаком только стрептоцид. Герда разложила все и удивительно нежно и аккуратно обработала мне спину. Только все равно это было дико больно. Но я все же не орал, а только приглушенно матерился. Герой я или нет? Пока она закончила — семь потов сошло. Герда не язвила и даже предложила кольнуть морфия, который нашла в аптечке, но я гордо отказался. Знай наших.

— Смотри сам. На когтях хищников всегда много микробов. Поэтому пришлось тщательно обрабатывать. Антибиотиков, сам понимаешь, нет, только стрептоцид, перекись и йод, так что может подняться температура. А вообще ты легко отделался, — Герда неожиданно чмокнула меня в лоб.

— Ты говоришь, антибиотиков нет. А это? — я ткнул пальцем в место поцелуя. — Требую двойную дозу.

— Хрен тебе. Пошли на улицу. Ляжешь на пузо и будешь командовать, что с козлом делать. Жалко, если пропадет, все-таки я подстрелила.

Боль немного утихла, и я с удовольствием покомандовал Гердой. Она неумело, но старательно разделала козла. Два больших куска оставила для запекания, а остальное сложила в стандартный армейский бачок для доставки горячей пищи, залила рассолом, закрыла крышкой и поставила его в ручей под проточную воду. Вода холодная, мясо, надеюсь, не испортится. Потом она плескалась в озере, костер прогорал, и в итоге мясо оказалось в углях, посыпанное специями и завернутое в широкие пальмовые листья. В один пакет Герда добавила кислых маленьких ягод. Я их нарвал еще в первое путешествие наверх и успел несколько штук съесть еще позавчера, и пока ничего страшного со мной не случилось. Вкуса ягоды были достаточно кислого, но приятного, немного отдавали можжевельником.

Температура к вечеру так и не поднялась, ужин получился великолепным, и Герда страшно гордилась собой, намекая, что готовить теперь она умеет и я ей совсем незачем. Я активно возражал, намекая на другие свои достоинства, совершенно пока не раскрытые.

Бездонное небо, усыпанное миллионами ярких звезд, прохладный ветерок, настроение отличное, мясо вкуснейшее, вино еще лучше, рядом очень красивая, но слегка вредная и ехидная девушка. Не это ли первые признаки того, что жизнь удалась? Я был доволен и собой, и всем на свете, и пока мне совершенно не хотелось искать людей. Кстати, в той стороне, куда летел самолет, казалось, что мигают какие-то огоньки. Но это ничего пока не меняло.

Выздоравливал я восемь дней. На девятый на плечах остались только вертикальные красноватые полосы, которые немного побаливали и еще больше чесались, но раны зарубцевались полностью. Температура у меня ни разу так и не поднялась. Герда первые четыре дня готовила еду, ловила рыбу, всячески меня лечила, но на пятый заявила, что я на пути к выздоровлению и все это вполне могу делать сам. Чем я и занялся. Мясо просолилось, я его промыл, вымочил и вывесил на ветерке просушиться. Потом соорудил небольшую палатку из брезента, а ниже по склону сложил из камней маленькую печурку. Долго думал, как от печки до палатки провести трубу, не придумал и просто выкопал неглубокий ров, который потом перекрыл ветками и завалил камнями и землей. По этому рву в палатку попадал, попутно охлаждаясь, дым из печки, где я разжег небольшой костер из сухих веточек и шишек. Так получилась коптильня. Мясо коптилось долго, дня четыре, но в итоге получилось совсем неплохо. И главное, оно теперь могло долго храниться. За это время Герда успела завалить на верхнем плато еще одну животину, другой породы. Мясо у неё оказалось жестким и полностью пошло в коптильню. В общем, время проводили насыщенно и с большой пользой.

Отношения наши с Гердой не продвинулись ни на каплю. Я так и не проявлял интереса к ней. По крайней мере, открыто, что стоило мне нешуточных мук. Она же продолжала нейтрально меня провоцировать, совершенно невинно, якобы без умысла, но я подозревал, что совсем наоборот. Ничего, подождем.

Я сидел на камне почти на краю обрыва и подгонял под себя ремни подвесной системы. У немцев по конструкции вертикальные ремни цеплялись за поясной ремень с одной стороны от бляхи, проходили за шеей и цеплялись с другой. На них в ряд располагались подсумки для восьми магазинов к FG-42. По четыре с каждой стороны. Сзади они ничем не фиксировались, что я и решил исправить. И себе и Герде. Небольшой патронташ на пять патронов, крепящийся к прикладу траншейного дробовика М-1897, приватизированного у меня Гердой, я уже смастерил, и теперь пришивал к подвесной дополнительную шлейку, периодически посматривая на лежащую передо мной долину в бинокль.