— Да… то есть нет. Я сам. Вот прямо сейчас пойду и приготовлю. А ты посмотри.

Я поспешил смыться. Я понял. Герда решила сдаться, но я-то — нет. Терпел сколько, потерплю до вечера. Надо бежать, а то все случится прямо здесь. Герда проводила меня улыбкой, очень при этом ехидной. Но я ее не видел.

Много времени приготовление обеда не заняло. Кинул в кипящую воду нарубленное копченое мясо, следом пачку горохового концентрата, ложку свиного смальца, подождал, пока вода закипит опять и, разворошив костер, убрал огонь. Вот. Через час кину лаврушку и перец с солью, получится типа национальная немецкая еда. Конечно, до настоящего баварского горохового супа как до Пекина раком, но все же. Я уже такое готовил, моя полунемка уплетала за обе щеки. Отдельно в миске, смешал дольки местных мандаринок, ягод и сыпанул орешков из маленьких шишек. Я уже их пробовал. Вкусно и побочных эффектов нет. Кинул в ручей банку сгущенки. Охладится, залью мандаринки с орехами. Это для Герды, я сладкое не люблю. В голове уже рисовались картины совместного вечернего и ночного времяпрепровождения. Эх… мама дорогая, до чего же мне этот мир нравится! Пошел посмотреть на окорока в коптильне, подбросил веточек. Процесс шел, завтра к вечеру или к следующему утру будет готово.

Герда в бинокль наблюдала за лагерем. Я тоже подошел посмотреть. Особо ничего не изменилось, только добавилась большая клетка из блестящих труб. Может, они действительно антилоп или рогачей ловить будут? Герда показала рукой, сесть рядом. Сел. Она немедленно склонила голову ко мне на плечо и приобняла рукой. Мама дорогая. Что творится. Поплыла. Переиграл-таки. Но держусь стойко. Дурость конечно, однако правила игры надо соблюдать.

Потом обедали, не боясь, что люди смоются без нас. Такой лагерь на день не строится. Десерт привел Герду в полный восторг, она даже измазанными в сгущенке губами полезла меня целовать. Мои намерения на вечер дополнились некоторыми подробностями. Пикантными. Дело близилось к вечеру. Я тщательно выбрился и полез в озеро поплавать, не очень-то и стесняясь. Чего стесняться? Естество от предвкушения, стояло дыбом и не падало. Герда сидела на берегу с бокалом вина, кроме блузы, надела шорты из обрезанных армейских брюк. Секундочку. Она в это время обычно плескалась, аки русалка.

Я вылез и подошел к камню, где лежало полотенце и моя одежда. Там же и сидела Герда. Выражение на ее лице было преехиднейшее. И тут я все понял: из ее кармана торчала упаковка тампонов. Явно так торчала, чтобы я увидел. Зараза. Надо же! А я повелся. Проиграл. У меня, наверное, так менялось выражение лица и, главное, на нем ничего, кроме глубокого разочарования, не было написано, что клятая эстонка расхохоталась. Я молча взял одежду и пошел в палатку. Налил себе коньяка. Взял французскую сигаретку Житан, таких мы нашли два блока, хотя курить я уже бросил и побрел к озеру. Сел на камень и загрустил. Не то, чтобы очень, все равно никуда от меня не денется. Просто переиграла она меня. Вдруг меня сзади обняли руки и повеяло Шанелью. Герда. Она нашла эти духи в чемодане. Губы обожгло горячим поцелуем.

— Ну признайся, ты проиграл, — сказала она и еще раз меня поцеловала.

— Проиграл, — грустно сознался я.

— Я умная и хитрая?

— Очень, — опять подтвердил я.

— Хитрее тебя?

— Намного. Ты коварная.

— Ты же хочешь меня? Я тебе нравлюсь?

— Я тебя люблю.

Она села ко мне на колени и прижалась.

— Я тебя тоже. А ты, дурак, не замечаешь. Вот теперь терпи три дня. Убила бы тебя. Еле дотерпела, пока ты повелся. Вы, русские, все такие бесчувственные или ты только один такой? Неси меня на руках в палатку. Мне не очень хорошо. И ухаживай.

— Я всегда ухаживаю, — я подхватил Герду на руки и прижал ее к себе, как самую драгоценную драгоценность на свете.

— Мало…

Ночью в лагере зажгли прожекторы, и его стало видно даже без бинокля. Работы практически закончили и рабочих увезли. Стало ясно, что все интересное начнется завтра. Значит, отбой. Ночь мы провели, крепко обнявшись.

Герде на следующий день стало еще хуже, лежала вся бледная и кривилась. Я всполошился, но она сказала, что у нее всегда так, завтра уже полегчает. Объяснила, что таблетки держала как раз для таких случаев, работа к критическим дням не подстраивается. Потом погнала меня наблюдать за лагерем.

Наконец стало ясно, для кого строили загон. Рано утром броневик, два джипа и грузовик уехали, причем не в сторону своей базы, а в противоположную от горного хребта. Примерно туда, откуда прилетал самолет. К вечеру вернулись, и из грузовика в загон выгрузили чернокожих людей, примерно десятка два. Женщины среди них тоже были. Не били, просто загнали в загон и выдали еду. Люди расселись на земле и стали есть, желающим даже добавку давали. А когда уже смеркалось, в сторону гор опять потянулся транспортник. Стемнело. Прожекторы горели, на вышках появились охранники. Я вернулся в палатку и все подробно рассказал Герде. Ей по-прежнему было плохо, она в основном лежала, а я носился вокруг нее как квочка над своим цыпленком.

— Все как обычно. Рабы. Насмотрелась я подобного в Африке. Могу тебе сказать, что рабство было всегда. И раньше и сейчас. В Зимбабве молодую женщину продавали за двадцать долларов. Наша компания в этом была замешана. Я потому и ушла в другой отдел, не хотела иметь с этим ничего общего. Нам им на глаза нельзя показываться, спишут, как свидетелей, и не задумаются. Или продадут куда-нибудь.

— Я и не сомневался. Все остается как в древности, только методы гуманнее, а суть вся та же. Получается, у них есть связь с Землей. Однозначно.

— Я начинаю вспоминать. Давно… лет пять назад, я только начинала работать… У нас на базе в Аризоне, в баре, один парень нажрался и стал нести полную чушь про то, что скоро улетает в космос, на новую планету, работать по специальности. Мы все подумали, что у него крыша поехала. А на следующий день его нашли мертвым. Официальная версия, что валялся на спине бухой и захлебнулся рвотными массами. В принципе так и было. О том, что он орал, никто больше и не вспомнил. Вот я и думаю, не сюда ли он собирался? Только как?

— Вопрос… Давай ложиться. Завтра посмотрим.

Я твердо решил с утра глянуть, что там творится, и идти на верхнее плато маскировать остатки автобуса. В принципе, он стоял вплотную к скалам, и просматривался только сверху, если подлететь к скалам и смотреть вниз. Со стороны равнины его надежно закрывал лес. Но береженого бог бережет. Нет, господа хорошие, Герду я вам не отдам. Делайте свои дела и улетайте. А иначе вам придется столкнуться с чем-то похуже, чем невооруженные и сломленные люди. Гораздо хуже. Свое счастье я был готов выгрызать зубами.

С раннего утра, так и не выспавшись толком, я уже сидел с биноклем на своей позиции. Пленных, или рабов — в каком они статусе, я не знал — накормили. Все было спокойно. Я успел сварить кофе и приготовить завтрак Герде. Чувствовала она себя уже получше, но все равно еще не вполне нормально. Я еле заставил ее лежать и к обрыву не ходить. Она покапризничала, но осталась в палатке.