– Я прослежу за этим, – ответила Габби, потому что врач обращался именно к ней.

Ормсби пустил Уикхэму кровь, чтобы, как он выразился, «освободить скверные жидкости, вызывающие жар». Затем под присмотром врача Уикхэму влили в рот первую порцию лекарства, после чего Ормсби обработал рану и сменил повязку. При этом тело раненого обнажилось, и смущенная Габби ушла в угол комнаты, где начала готовить вино, смешанное с водой.

– …сколько крови. О боже, Маркус! Маркус…

Видимо, очистка раны была болезненной, потому что Уикхэм наполовину очнулся, мучительно вскрикнул и стал вырываться из пут. Джим и Барнет помогали врачу. Уикхэм метался и кричал, и Барнета начали одолевать дурные предчувствия. Тревога Габби становилась сильнее с каждой минутой. Больной мог наговорить лишнего.

– Проклятие, эта маленькая ведьма выстрелила в меня! – наконец пробормотал Уикхэм, и молодая женщина виновато вспыхнула. А когда он еще раз упомянул про Маркуса и кровь, Габби утешила себя тем, что врач, незнакомый с их семьей, не поймет значения сказанного.

Однако она ошиблась.

– Прошу прощения, леди Габриэлла, – сказал Ормсби, собирая свои инструменты и готовясь уйти. – Э-э… мне казалось, что его светлость зовут Маркусом.

В жилах Габби похолодела кровь, но она сумела сохранить спокойствие.

– Вы правы, – сказала она, борясь с желанием спросить, какое ему до этого дело.

– Но он, не переставая, бредит о Маркусе, которого не то ранили, не то убили… – Увидев взгляд Габби, он нахмурился и осекся. – Впрочем, это не имеет значения. Мне просто пришло в голову… Не обращайте внимания.

– Лучшего друга моего брата тоже звали Маркусом. К сожалению, несколько месяцев назад этот человек погиб в результате несчастного случая. Мой брат был свидетелем этого.

Было необходимо подавить подозрения врача в зародыше.

– О, тогда все ясно, – с облегчением сказал врач. Габби заставила себя улыбнуться и проводила Ормсби до дверей спальни.

– Мы чуть не попались, – сказал Барнет, когда Ормсби ушел.

По иронии судьбы, теперь, когда в комнате остался лишь узкий круг посвященных, Уикхэм, измученный болезненной процедурой, умолк и, казалось, уснул. Укоризненно глядя на Габби, Барнет продолжил:

– Разве я не предупреждал вас, что капитан может выдать нас? Не знаю, как вы, а с меня за это время сошло семь потов.

– Олух, при чем тут «нас»? – возмущенно сказал Джим, стоявший по другую сторону кровати. – Речь идет только о вас, двух преступниках. Моя бедная хозяйка помогает вам лишь по своей доброте.

– Замолчи, коротышка, а то… – Барнет сжал кулаки.

– Прекратите! – Габби смерила забияк грозным взглядом. – Больше никаких ссор! Нравится вам это или нет, но теперь мы должны быть заодно, если не хотим крупных неприятностей. Барнет, когда вы спали в последний раз?

Чуть смягчившийся Барнет задумчиво нахмурил брови:

– Я немного подремал на стуле. Как раз перед тем, как разбудил вас, мисс.

– Тогда вы окажете мне большую услугу, если ляжете. И вернетесь через восемь часов.

– Мисс, но… – Барнет быстро покосился на мирно спавшего Уикхэма.

– До вашего возвращения с ним буду либо я, либо Джим. По-моему, ясно, что ухаживать за больным можем только мы трое. Вы правы, в бреду он может наговорить лишнего. Поэтому не следует доверять его заботам человека, который не… не знает ситуации.

Джим напрягся и посмотрел на хозяйку, как на сумасшедшую.

Барнет мрачно посмотрел на Джима и ответил:

– Мисс, если вы не станете возражать, то я не уйду. Хотя благодарен вам за заботу о моем здоровье.

– Стану возражать! – бросила Габби. – Будьте добры делать то, что вам велят. Должна сказать, ваше здоровье меня мало волнует. Мне нужно, чтобы ваш хозяин выжил.

Барнет встревожился.

– Мисс, но…

– Вы не сможете ухаживать за ним, если будете падать с ног от усталости. Идите. Вы смело можете оставить его на наше с Джимом попечение.

– Да, мисс, – ответил смирившийся Барнет.

– Ступайте.

Барнет попятился к двери, не сводя глаз с хозяина. Потом он круто повернулся и угрожающе посмотрел на Джима:

– Если в мое отсутствие с ним что-нибудь случится…

– Ступайте! – прервала его Габби. Понимая, что возражать бесполезно, Барнет повиновался и вышел из спальни.

– Так ему и надо! – торжествующе выпалил Джим, когда они остались одни.

– Джим, если ты не хочешь, чтобы у меня началась истерика, перестань враждовать с Барнетом. Разве ты не понимаешь, что мы зависим от него и этого человека, – спросила Габби, кивнув в сторону неподвижного Уикхэма, – так же, как они зависят от нас?

Прошло два дня, но состояние раненого не улучшалось. Кожа вокруг раны воспалилась и припухла, жар не спадал, повязки пропитывались гноем и кровью. Уикхэм был без сознания и продолжал бредить.

«Возможно, оно и к лучшему», – подумала Габби, в который раз за последние три часа прижимая к его боку дымящуюся припарку. По крайней мере, он не сознает того, что с ним делают. Ее скромность страдала. Если бы Уикхэм был в сознании и мог следить за ней, она просто не смогла бы за ним ухаживать, вот и все.

Она еще не овладела искусством обрабатывать рану и в то же время прикрывать тело больного так, чтобы это было прилично. Хотя переодевал своего капитана в чистое белье Барнет, временами ночная рубашка задиралась до талии. Габби снова и снова прикрывала интимные части его тела, но раненый беспокойно метался и сбрасывал одеяло. При этом его плоть бесстыдно обнажалась, но Габби старательно отводила взгляд, подавляя свое природное любопытство.

Она все время повторяла себе, что именно из-за нее этот мужчина испытывает такие страдания.

Прикладывая больному припарку, она старалась смотреть только на рану. Но и этого было вполне достаточно, чтобы тревожить ее мысли… и чувства. К вящей досаде Габби, она обнаружила, что вид мускулистого торса Уикхэма оказывает на нее странное действие. Достаточно было одного вида собственных рук, прикасавшихся к красивому смуглому мужскому телу, как у нее учащались пульс и дыхание.

В таких случаях она быстро отводила взгляд и пыталась придать своим мыслям более достойное направление. Однако беда заключалась в том, что этот мошенник казался ей привлекательным мужчиной. Хотя Габби пыталась бороться с собой, но в глубине души знала, что это правда.

Увы, уход требовал постоянных прикосновений к больному. Как ни старалась Габби победить свое подсознание, однако эти прикосновения доставляли ей наслаждение. Стыдясь самой себя, она сделала открытие: его живот был твердым и упругим, смуглая кожа на ощупь была теплой и гладкой. От пупка тянулась вниз, куда она не дерзала смотреть, полоска темных волос, расширявшаяся внизу. Случайно ей довелось узнать, что эти волосы куда мягче, чем те, что покрывали грудь.