Флавиан нахмурился:

— Я вижу только семь жизней.

— Две он уже потерял, тупица вы эдакий! — гаркнул доктор. — Они вам ничего не рассказали, что ли? Скажи-ка им, Чант.

— Я уже потерял две жизни.

Кристофер удивился, услышав собственный голос. На звезду, вероятно, было наложено какое-то заклинание. Иначе он отрицал бы все.

— Убедились? — заорал доктор.

Флавиан умудрился превратить дрожь в вежливый поклон.

— Я убедился, доктор. Это, безусловно, интересный случай. Я отведу мальчика к де Витту на собеседование.

При этих словах Кристофер оживился: может, еще не все решено окончательно. Но папа, видимо, так не считал. Он подошел и положил руку Кристоферу на плечо:

— До свидания, сын. Я очень счастлив, я горжусь тобой. Попрощайся с доктором Посаном.

Доктор тоже вел себя так, будто все решено. Его кресло подкатилось, и он протянул Кристоферу багровые пальцы-бананы:

— Пока, Чант. Не обращай внимания на то, что они все такие официальные. Этот Флавиан всего лишь чиновник, как и остальные.

Как только Кристофер пожал багровые пальцы, материализовалась миссис Посан: она сидела на ручке кресла доктора и держала вязанье, свернутое в полосатый узелок.

— До свидания, дитя, — сказала она. — Вы так хорошо мне читали. Вот, я связала вам подарок. Здесь сплошные чары.

Она наклонилась и намотала Кристоферу на шею шарф всех цветов радуги.

— Спасибо, — вежливо сказал Кристофер. — Ну-ка, подвиньтесь… э-э… Кристофер… но только не выходите из пентаграммы, — сказал Флавиан.

Он зашел в фигуру, заняв собою большую часть пространства, и схватил Кристофера за руку. Старая миссис Посан помахала сморщенной ладошкой. Больше никто ничего ему не сказал, и очень скоро они очутились совсем в другом месте. От столь быстрого перемещения Кристофер пришел в еще большее замешательство, чем когда папа увез его из школы.

Теперь они с Флавианом стояли в более крупной звезде, выложенной белыми плитками на полу. Над головой высился стеклянный купол. Лестница розового мрамора уводила грандиозным завитком на следующий этаж.

Величественные двери, обитые панелями, были открыты; справа и слева от них возвышались статуи. Еще более величественно выглядели старинные часы над дверями. Завершала картину огромная хрустальная люстра, свисающая из-под купола на длинной цепи.

Кристофер повернулся и увидел позади себя огромную парадную дверь. Видимо, он находился в холле замка, но никто не собирался объяснять ему, где он.

Около звезды стояли люди. Как мрачно и торжественно они выглядели! Господа и дамы были одеты в черное или серое. У мужчин были белоснежные воротнички и манжеты, а у женщин — черные кружевные перчатки. Кристофер чувствовал, что все они смотрят на него оценивающе-недоверчиво. Под такими взглядами он превратился в маленького чумазого мальчика и вдруг вспомнил, что не переодевался с тех пор, как уехал из школы.

Не успел он осмотреться по сторонам, как к нему подскочил человек с маленькой седой бородкой и сдернул полосатый шарф:

— Это не понадобится.

Кристофер подумал, что это и есть Габриэль де Витт, и приготовился возненавидеть его в ту же секунду, но Флавиан сказал:

— Конечно, доктор Симонсон. Его подарила старая леди.

Кристофер решил, что ненавидит бородача в любом случае!

Потом вышла невысокая пухленькая дама.

— Спасибо, Флавиан, — начальственным тоном произнесла она. — Теперь я отведу Кристофера к Габриэлю. Следуйте за мной, молодой человек.

Она развернулась и на всех парах понеслась к мраморной лестнице. Флавиан подтолкнул Кристофера, тот вылетел из звезды и поспешил за пухленькой дамой, ощущая себя очень маленьким и очень грязным. Он знал, что воротник с одной стороны заляпан и туфли давно не чищены, даже чувствовал дырку в левом носке, которую, наверное, заметили все в холле.

Лестница упиралась в высокую крепкую дверь, выделявшуюся среди остальных своим черным цветом. Женщина подошла к двери и постучала. Затем открыла ее и пихнула Кристофера внутрь:

— Вот он, Габриэль.

Закрыла дверь и ушла, оставив Кристофера одного в овальной комнате, где, казалось, наступил вечер.

Комната была обита темно-коричневым деревом; на полу лежал темно-коричневый ковер. Посредине одиноко стоял огромный темный письменный стол. Когда Кристофер вошел, из-за стола поднялась высокая тонкая фигура. Это был седой старик с невероятно белыми руками и лицом. Глубоко посаженные глаза пристально смотрели на Кристофера. Нос крючком и тонкие губы дополняли портрет.

Губы шевельнулись, и раздался скрипучий голос:

— Я Габриэль де Витт. Вот мы и встретились снова, господин Чант.

Кристофер был уверен, что, если бы увидел старика однажды, никогда бы его не забыл. Де Витт потрясал еще больше, чем доктор Посан.

— Я никогда раньше вас не видел.

— А я видел. Правда, в тот момент ты был без сознания, что и послужило причиной нашей ошибки. Даже мельком взглянув на тебя сейчас, я вижу, что жизней у тебя действительно семь, а было девять.

В комнате было очень много окон. Кристофер насчитал по меньшей мере шесть, выстроившихся в ряд под самым потолком, который был оранжевым и, похоже, притягивал весь свет из окон к себе. Все равно для Кристофера осталось загадкой, почему в комнате с таким количеством окон темно.

— Несмотря на это, — продолжал де Витт, — я сильно сомневаюсь, брать ли тебя. Твоя наследственность меня пугает, честно говоря. Чанты зарекомендовали себя великолепными волшебниками, но в вашем семействе в каждом поколении встречается паршивая овца. Ну а Серебринги, хоть и одаренные, — это не те люди, с которыми я здоровался бы на улице. Насколько я понимаю, твой отец — банкрот, а мать — честолюбивая выскочка.

Даже братец Фрэнсис не позволял себе говорить подобное. Кристофер вспыхнул:

— Спасибо, сэр. Именно такого теплого приема мне и не хватало.

Старик удивленно уставился на него, явно озадаченный.

— Я думал, что быть с тобой откровенным — это честно. Надеюсь, ты поймешь, что я согласился стать твоим законным опекуном только потому, что мы не считаем обоих твоих родителей достойными нести ответственность за будущего Крестоманси.

— Да, сэр, — сказал Кристофер, окончательно разозлившись. — Но можете не беспокоиться. Я не хочу быть следующим Крестоманси. Я бы лучше потерял все мои жизни вообще.

Габриэлю де Витту явно наскучило препирательство.

— Да-да, так часто бывает, пока не поймешь, что нужно делать. Я тоже отказался от этой должности, когда мне предложили ее в первый раз. Но мне тогда было лет двадцать, а ты совсем еще ребенок, не способный принять решение. Кроме того, у нас, по существу, нет выбора. Ты и я — единственные волшебники с девятью жизнями во всех Родственных Мирах.