Другая знакомая обожала рассказывать, с кем и как она переспала. Там разве что животных не было. Зато сейчас она взялась за ум и копила деньги на автомобиль.

Еще одна готка, напившись, начинала задирать рукава своей длинной кофты и показывать всем шрамы. Она пыталась покончить с собой дважды, и каждый раз ее спасали. Теперь она планировала новый раунд со смертью, в этот раз с таблетками. Для этого она даже купила вечернее платье: чтобы умереть красиво. Другие ей говорили, что она, скорее, просто заблюет все вокруг. Тогда я услужливо рассказал, как мой одноклассник повесился, и я увидел его тело: эту наклоненную голову и безвольные ступни.

— А еще сфинктер непроизвольно разжимается. Невозможно стерильно повеситься, — сообщил я.

Даже сквозь алкоголь я почувствовал, как воцарившаяся тишина вдруг наполнилась привкусом их страха.

В один из вечеров ко мне на колени взобралась какая-то девица, и вскоре я обнаружил, что мы развязно сосемся, забив на остальных. Мы именно сосались, там не было ни капли искренности, только похоть. Почему-то в тот момент в голове возникло хитрое лицо Яна, который, дернув бровями, сказал мне: «Используй свой шанс!».

Она достала что-то из кармана, положила в рот, а затем наклонилась надо мной. На кончике слегка высунутого языка белела маленькая таблетка. Я должен был взять ее. Но в голове вдруг потяжелело. Пауза затянулась, и ее язык втянулся обратно вместе с таблеткой.

Соображать получалось туго. Мир встал вверх тормашками. В итоге я столкнул ее с себя, чтобы проблеваться в туалете. Так сильно я еще не напивался. Я блевал, падал и снова блевал. В голове царила симфония ада, а комната крутилась сама по себе. Я свернулся и проторчал на кафельном полу часа два, обняв колени и пытаясь остановить этот круговорот.

Все прояснилось само, хотя помещение продолжало делать резкие скачки, как будто не помещалось у меня в голове. Тяжелой походкой я вернулся в комнату, где вразброс лежали тела, пустые бутылки и остатки еды. Часть людей вышла во двор и что-то орала. Девушка куда-то пропала, но и желания после такой тошниловки уже не было.

Внезапно телефон завибрировал. Я открыл сообщение с незнакомого номера с иностранным кодом. Но я уже понял, кто это.

«Как ты?»

Это было первое сообщение после того, как она уехала.

«Не умеешь ты прощаться, хотя любишь это доказывать», — промелькнуло у меня в мыслях.

Снова, как волна, накатила тяжелая вязкость. Я проморгался и сфоткал алкогольное побоище. В кадр, как в дешевой комедии, даже попал чей-то голый зад.

«Все нормально», — написал я и выслал сообщение вместе с фото.

Приспичило пообщаться? Ну давай пообщаемся.

Но больше она мне не писала.

Затем я торчал на балконе, кутаясь в плед и глядя на розовые полосы рассвета.

Доброе утро.

Это была пятая или шестая встреча в пьяном июле. Закономерности уже вывелись сами. Сначала весело, а потом накатывают безумная тоска и пустота. Поутру все становится совсем другим — вернее, таким же, как обычно. А если ничто не меняется, в чем смысл таких пьянок?

Курить не хотелось, иначе бы меня опять стошнило. Пришло новое сообщение от мамы, которая истерично вопрошала, где я. Написал, что буду через час. Кажется, я даже не позвонил вчера.

На балкон медленно выполз знакомый. Сочувствующе кивнув мне, он сел рядом. Выглядел он опухшим, но уже протрезвел.

— Оттянулись хорошо…

— И не надоедает вам, ребята? — спросил я, таращась в небо.

— С чего бы вдруг?

Я промолчал, думая о чем-то другом. Знакомый укрылся чьей-то курткой и зевнул. Но его взгляд был таким же потухшим, как и у меня.

— Мы не алкоголики, — зачем-то обиженно сказал он.

— Ну да.

— Если такие редкие оттяги считать алкоголизмом, то тут всех лечить надо.

— Возможно.

Я встал и побрел к двери.

— Пока. Мне пора.

— В следующий раз едем в горы!

Я ничего не ответил. Больше я в эту компанию не возвращался. Она мне ничего не дала, но и не отняла. Мы просто… пересеклись и пошли дальше.

Спустя пару дней я впервые за долгое время наткнулся на свое отражение. В глаза опять бросился шрам над бровью, и я вспомнил ее невесомые прикосновения.

«Он делает тебя особенным. Ты особенный».

Рука непроизвольно сжалась в кулак. Мне хотелось врезать по зеркалу, чтобы собственное лицо треснуло.

Решение пришло спонтанно. Я выгреб все накопления и отправился в салон тату и пирсинга. Через полчаса у меня была проколота бровь, в которую я вставил серьгу-шип. Она почти полностью прикрывала шрам, и я его не видел.

Осень пришла совсем неслышно. Августовская жара продолжала плавить асфальт, но по вечерам уже чувствовалась далекая терпкая прохлада. Сентябрь означал для меня всегда одно: пора возвращаться в школу. Это был мой последний год.

Еще издали я видел, как наш класс пристроился на заборе, вдали от столпившихся младшеклассников. Все болтали и пересмеивались. Я смотрел на них некоторое время, не думая подходить. Иногда обнаруживаешь, что люди резко поменялись внешне, будто это магия или пластическая операция. Некоторых едва удалось узнать. Мама часто говорила, что подростки меняются в одно мгновение. Только недавно это было нечто почти бесполое, но уже в следующее мгновение девочки вдруг превращаются в женщин, а мальчики — в мужчин.

Мы все оказались в точке невозврата.

Алена перестала походить на себя в принципе. Может, потому что стала краситься еще сильнее. Ян отпустил чахлые усики, а глухая рубашка делала его похожим на банковского клерка. Каждый вымахал, оформился и стал… немного взрослее.

Я осторожно прошел сквозь толпу пятиклассников, надеясь проскользнуть, прежде чем меня заметят. Издали увидел высоченного Дэна, который теперь уж точно не выглядел школьником. Он кинул на меня короткий взгляд и отвернулся.

Перед тем как отправиться на урок, я зашел в туалет и неожиданно увидел там Яна. Как он умудрялся телепортироваться в пространстве, для меня до сих пор оставалось загадкой.

— О-го-го, кто у нас тут, — довольно произнес он.

Его взгляд задержался на моем шипе в брови, и он присвистнул.

— Металлизируешься…

— Привет.

— Как лето?

— Нормально.

— Что-то тебя вообще видно не было.

Я умылся, ничего не отвечая.

— Серый, — сказал Ян спустя мгновение, — у меня есть к тебе… предупреждение.

Я посмотрел на его фигуру за моей спиной в зеркале. Ян стоял у окна, сложив руки на груди, и выглядел неожиданно серьезным.