Желание Парижской резидентуры советской разведки развернуть работу по украинской линии было вызвано не только профессиональным желанием, но и ориентировкой из Центра, которая ушла в европейские столицы после убийства посла в Польше Воейкова, С.М. Кирова, и сигналами о планировании террористической акции в отношении Литвинова. Новое направление разведывательной работы было на контроле Кремля, и, соответственно, Центр требовал отчётов из резидентур о проделанной работе по ОУНовской линии и достигнутых результатах.

Уже тогда, при В.Р. Менжинском, был взят курс на ликвидацию организатора убийства советского посла — Е. Коновальца. В 1935 году в структуру ОУН после оперативной многоходовки был успешно внедрён легендарный руководитель советской разведки П.А. Судоплатов. А спустя 3 года в апреле 1938 года Е. Коновалец в кафе г. Роттердама был разорван взрывным устройством, вмонтированным в коробку украинских конфет, полученную от «благодарного» «щирого» оуновца — Павла Анатольевича Судоплатова.

В ответ на рациональное предложение резидентуры и готовность использовать оперативные возможности агента «Жук» в работе по оуновцам Центр почему-то счёл невозможным раздвоение задач источнику, как и перспективное планирование работы по вербовке В. Змиенко (оперативный псевдоним «Ящур»). Проще говоря, зарубил на корню особо ценные оперативные начинания резидентуры[102].

Что было в основе такого решения Центра?

Понять не представляется возможным, если исходить из задач, которые были поставлены перед органами государственной безопасности СССР. Если же исходить из интересов руководящих работников ИНО ГУГБ НКВД, то получается, что перед ними стояли иные задачи: карьера, служебный гешефт, личная безопасность, власть и т. д. — тогда указания А. Слуцкого и С. Шпигельглаза весьма понятны и закономерны. Но оправданию не подлежат. Скорее наоборот[103].

Всего этого «Жук» не знал, но верил, что когда-нибудь его работа будет оценена по достоинству и свои жизненные планы он сможет реализовать, в том числе с В. Змиенко. А пока в очередной раз агент был вызван Кондратом в г. Бордо 22 декабря 1935 года (то есть через два с половиной месяца!).

На встрече «…мы обрушились на Жука со всей силой. С фактами в руках мы доказали ему его неискренность и потребовали или полного разоружения, или окончательного разрыва…»[104]

Агент был немного обескуражен, что на него кое-что «накопали» чекисты за 1928 год, когда он был переправлен В. Змиенко на Украину с задачей организовать очередную агентурную сеть. Он подтвердил этот факт. Сказал, что завербовал в этот период трёх человек (назвал фамилии), но активно работать далее не смог, так как его земляк, агент ГПУ, сообщил ему, что по его следу идут чекисты. По этой причине скрылся из района, а вскоре и вернулся в Польшу через одно из «окон» на границе. По правде сказать, из материалов дела на В. Недайкашу усматривается, что в конце 20-х — в начале 30-х годов это были не «окна», а целые «ворота» на границе, через которые проходили все, кто только пожелает, и проносили не только контрабанду, но и оружие, и взрывчатку и т. д.

Не лучшим образом обстояли дела с охраной советско-польской границы на украинском участке и в 1935 году. На отчётный период пограничные отряды, в функционал которых входило обязательное противодействие контрразведке польских разведывательных органов, «забросили эту работу». Только один Славутинский пограничный отряд вёл дело оперативной разработки, да и то больше для галочно-палочной отчётности и имитации хоть какой-то деятельности по главной служебной линии. И это несмотря на то, что польские и УНР разведки имели обширную материальную и человеческую базу на границе. А в глубину на 100 км советской территории располагали своими агентами и резидентами.

В том же 1935 году ни один из пограничных отрядов не реализовал хоть какое-то мало-мальски «живое» дело в отношении 2-го Отдела или «Двуйки». Больше того, по линии противодействия «петлюровской» разведке советскими погранотрядами в 1935 году не взят на границе ни один УНРовский агент[105].

В ходе дальнейшей беседы агент «Жук» сообщил, что намерен всё же перейти в ряды ОУН и в последующем «перетянуть» туда же и В. Змиенко. Надеется, что Бойков ему в этом поможет, учитывая его значительный опыт работы по линии разведки и контрразведки. К тому же Бойков ему дал поручение создать в районе г. Бордо оуновскую ячейку. В отношении дополнительной информации об агентурном аппарате, созданном на Украине, заявил, что намерен в первой половине января 1936 года прибыть в Париж и вместе с «Кондратом» восстановить в памяти установочные данные агентов, резидентов и курьеров.

К сожалению, этим планам не суждено было сбыться. 3 января в Париже «Жук» заболел. Пролежал 6 дней, а после был вызван в Префектуру и предупреждён о необходимости покинуть город, так как у него не было разрешения как иностранцу на переезд из одного департамента в другой. По этой причине очередная встреча с агентом была перенесена на 3 февраля 1936 года в г. Бордо, на которой восстановить в памяти оставшуюся часть неустановленного агентурного аппарата УНР на Украине.

Наряду с этим «Пётр» сообщал в Центр, что работа с «Жуком» подходит к концу (то есть большую часть информации он уже предоставил), а также в связи с тем, что «…“Ящур” после увольнения вынужден будет выехать в Париж (а на этом настаивает Я. Жук), желательно нам теперь же получить указания о линии нашего дальнейшего поведения… То есть Ящур, очутившись в тяжелом материальном положении, охотно выедет во Францию, ухватившись за предложение Ж.

Нужно еще учесть, что ОУН, вероятно, уже известно, что Ящур уволен и как обиженного националисты по примеру Безручко перетянут его в ОУН до приезда Я. в Париж. Это им легко удастся (данные наши говорят за связь Я с ОУН)…»[106]

В своём сообщении в Центр «Пётр» деликатно намекает на необходимость активизации работы по линии ОУН, которую он считает возможным развивать лишь при условии вербовки В. Змиенко («Ящур») и внедрения его в ряды оуновцев как «обиженного» и профессионала высокого уровня, с которыми он и так связан.

Таким образом, подтверждается:

1. изначально устойчивый контакт «Жука» и В. Змиенко («тандем»);