И чтобы не только следов, но и звуков… — закончил он, направляя оружие поочередно на каждого из присутствующих. Жест был настолько красноречив, что у каждого из команды от направленного в живот ствола появлялось испуганное выражение на лице. Намек был понят без слов.

К утру трупы испанцев с обезображенными лицами, раздетые догола, были закопаны в лесу далеко за городом.

* * *

Экспресс «Прага-Копенгаген» монотонно стучал колесами по стыкам рельсов. Время было зимнее. Пассажиров, стремящихся на побережье Северного моря, было немного. За окном тянулись заснеженные поля и леса, периодически мелькали фермерские фольварки.

В купе, рассчитанном на шесть пассажиров, ехали всего двое. Хатерворд сидел по ходу поезда, Генрих напротив него. Оба, как и остальные члены группы, «являлись» бизнесменами и торопились в столицу Дании, кто по делам, а кто и домой. Каждый имел при себе приличную сумму денег — от тридцати до пятидесяти тысяч фунтов стерлингов, бывшими в употреблении купюрами.

Основная сумма денежных знаков, полученных Бакаром в Брно, была в новеньких хрустящих банковских упаковках, и Хатерворд решил не рисковать, перевозя их через границу. Использовать эти деньги можно будет только тогда, когда они будут твердо уверены, что на их номера и серии потерпевшими не будет объявлен розыск через банковскую европейскую систему. Для этого в Брно был оставлен основательный и неторопливый Дорн, в задачу которого и входило отследить дальнейшие действия испанских эмиссаров.

Хатерворд, глядя в окно, в очередной раз прокручивал в голове все действия своей группы. Он был почти уверен, что сделка по продаже оружия будет сорвана. Директор «Зброевки» не выпустит испанцев из своих рук и не отдаст им оружие. Дело было не только в деньгах, но и в оскорблении и огласке, которые наверняка невозможно было скрыть. Часть суммы от продажи должна была пойти в высокие кабинеты министерства обороны. Признаваться в своей несостоятельности Горак не будет. Сделка не состоялась, покупатели просто исчезли.

— А скажите, сэр, — прервал его размышления Генрих, — вам было не страшно, когда вы проникли на завод?

Хатерворд усмехнулся:

— Нет. Страха не было. Мне было неуютно.

— Это почему? — удивился карманник.

— Ну, представь себе, что ты лежишь на сыром бетоне двора, опираясь на руки и на колени. Весь двор залит ярким электрическим светом, и ты понимаешь, что практически выглядишь, как та букашка, пришпиленная к белому листу. Ощущение, будто все на тебя смотрят. Какой же тут уют?

— Да, очень похоже. А почему на коленях?

— Нельзя мне было пачкать пол в холле директорского корпуса своими мокрыми следами, вот поэтому и на коленях.

— А что будет с тем парнем, что нам помогал?

— Скорее всего, будет работать начальником охраны завода, — и, немного подумав, Хатерворд добавил: — Мы крепко посадили на крючок испанцев, и в первую очередь подозрение падает на них. Этого Новака, как мог, я прикрыл, но если на его пути попадется дотошный следователь… Скоро приедет Дорн, и мы всё узнаем.

— А когда я получу свою долю?

— Ты это о чем? — немного удивленно спросил Хатерворд.

— Ну, там же была чертова уйма «бумаги». Моя доля гораздо больше, чем вы мне дали, — заявил Генрих, постучав себя по карману пиджака на груди, где лежали тридцать тысяч фунтов.

Кубареву всё стало понятно. Вор на всю жизнь остается вором, и, возможно, это даже не вина этого парня. Он так воспитан с пеленок. Другой жизни он не представляет, да и не хочет. Надо было парня успокоить, а потом подумать, что с ним делать. Его интересует только личная выгода. Стриженок поторопился брать его в команду. Знает он вполне достаточно, чтобы стать опасным для организации. Пойманный, как любой воришка, он начнет выторговывать себе выгоду, завалит базу Стриженка и всю группу. Похоже, по приезду придется с ним навсегда расстаться, но это уже будет проблема бывшего энкаведешника.

— Я этого не решаю, — ответил он. — Есть человек, который навел нас на это дело. Как он скажет, так и будет. Да и делить пока нечего — деньги, скорее всего, меченые, и свою долю ты получишь не так быстро.

— И чем я теперь буду заниматься?

— А что ты хочешь? Будешь, как и до этого, работать на складе у своего русского. Крыша над головой есть, кормежка тоже, документы тебе сделают.

— С такими деньгами, — вор вновь постучал себя по карману, — и горбатиться грузчиком?! После такого скачка надо хорошенько вздернуться и погулять.

— Дело твое, — пожал плечами Кубарев. — Как хочешь, но человек с тебя может спросить. Здесь тебе не там.

После последней фразы Хатерворда Генрих как-то очень пристально посмотрел на старшего, но ничего не сказал.

За окном начали мелькать окраины очередного города. Предстояла остановка.

— Пойду-ка я прогуляюсь и покурю, — он встал и натянул на себя пальто.

Занятый своими невеселыми мыслями о ненадежности нового товарища и предстоящей акции, на которую он должен был дать согласие, Хатерворд кивнул.

Поезд подъехал к перрону плавно, без толчков. Генрих вышел из купе.

Остановка была короткой, и через пять минут бетонное покрытие перрона побежало навстречу.

Мимо стали проноситься дома.

Хатерворд очнулся от своей задумчивости и посмотрел на пустое место напротив. Генрих не вернулся в купе. Василий подождал еще минуту и выглянул в коридор. Парня там не было. И тут до него дошла страшная мысль — Генрих, он же Игорь Портной, он же профессиональный вор-щипач, решил соскочить в прямом и переносном смысле этого слова, а этого никак нельзя было допустить.

Кубарев ругал себя последними словами. Как он раньше не подумал, что щипач — это всегда вор-одиночка. Он никогда не входит ни в какие преступные группы и сообщества, а следовательно, не знает, что такое дисциплина. Портной не дурак, он быстро понял, что попал в организацию, которая не потерпит его свободу. Свободой он дорожил, а об организации узнал довольно много для того, чтобы ему разрешили просто уйти, тихо закрыв за собой дверь.

Быстро надев пальто и сунув под него шляпу, Хатерворд подхватил свой саквояж и выскочил из купе. Дверь в тамбуре оказалась открытой, и, распахнув ее, он выглянул наружу. В лицо ударила тугая воздушная волна. Время уходило, поезд набирал ход. Насыпь была не очень высокой, а снег скрывал возможные препятствия. Он примерился и прыгнул как учили, по ходу поезда. Ноги встретили землю, но тело тут же сложилось, уходя в кувырок. Три оборота, и Хатерворд растянулся на снегу. Пошевелив руками и ногами, осторожно поднялся. Боли нигде не чувствовалось. Он отряхнулся от налипшего снега и осмотрел одежду. Всё оказалось в