– Вам придется проехать со мной. В Дуранго вас допросят в полицейском участке.

– И с какой же это стати, сэр? Я ничего плохого не сделал.

– У вас при себе деньги и оружие. У меня есть основания полагать, что вы не просто гринго, а наркокурьер и приехали сюда закупаться. – Он привычным движением снял с плеча карабин и наставил его на Мардера. – На колени, руки за голову!

Мардер не шелохнулся.

– Знаете, это ерунда какая-то. Тут же не Тихуана и не Хуарес. Как уже было сказано, я американский бизнесмен и имею родственные связи с мексиканцами. Вы думаете о моих деньгах и о том, сколько оставить себе, а сколько отдать своим людям и начальству. И еще вы думаете, вероятно, что если со мной произойдет несчастный случай, то присвоить можно будет все сразу. Только вы забыли про моего товарища.

Полицейский направил дуло Мардеру в грудь.

– Нет никакого товарища, – сказал он. – Я велел встать на колени. Живо!

Мардер присел на кушетку у стены.

– Знаете, сержант, это либо счастливейший день в вашей жизни, либо последний. Мой товарищ очень даже существует, и я должен предупредить вас, что он один из самых опасных людей на земле – опытный солдат, которого научили убивать тихо и бесшумно. По некоторым причинам он относится ко мне с большой теплотой, и если вы меня пристрелите, то он положит ваших людей из пистолета с глушителем, а потом явится за вами, и боюсь, ваша смерть будет неприятной. У вас против него столько же шансов, сколько у школьника-футболиста против Роналдо. С другой стороны… скажите вот что, у вас есть дочь? У меня да. Дочь и сын. Был ли Господь к вам столь же милостив?

Ствол автомата едва заметно дрогнул.

– Да, у меня есть дочь. И два сына.

– Мои поздравления, сэр, – весело сказал Мардер. – Поскольку вы молоды, то ваша дочь наверняка еще не отпраздновала quinceañera[29]. А моя уже да, и поверьте мне на слово, обходится это ой как недешево – по крайней мере, если мужчина желает уважить свою дочь и семью как положено… чего, без сомнения, желаете и вы. По этой причине я хотел бы в знак наших добрых отношений сделать вклад в quinceañera вашей очаровательной дочери… скажем, пятьсот долларов. Не стесняйтесь, берите прямо из кейса. Я уверен, вы не станете злоупотреблять моей щедростью.

Мардер искренне улыбнулся полицейскому и понял: тот видит, что человек, которого он держит на мушке, нисколечко не боится, и это приводит его в замешательство, так как противоречит всему его опыту, кажется нереальным. Это больше, чем все прочее, убедит его, что гринго говорит правду и что пятьсот долларов – очень хорошая mordida[30], не сулящая осложнений, которые могли бы последовать, если б он доставил этого человека и его сокровища в Дуранго. И если бы даже он и в самом деле присвоил всю сумму, то как спрятать полтораста тысяч долларов? Сержант взял пачку купюр, вытянул пять штук и вышел, не взглянув на Мардера и не сказав больше ни слова.

Двадцать минут спустя в трейлер ввалился Скелли.

– Чего хотели копы?

– Как обычно. Нас приняли за наркоторговцев.

– Которые решили по дороге полюбоваться пейзажем. Что ты им дал?

– Дал сержанту пять сотен.

– Многовато, шеф. Теперь он точно думает, что ты наркобарон.

– Ну, у него есть дочь, – сказал Мардер, и Скелли явно уловил суть. Это была одна из подкупающих черт его друга: после стольких лет не возникало нужды в утомительных объяснениях.

Когда они снова пустились в путь, Мардер спросил:

– Как было имя того парня в твоей группе… все называли его Попай. Крупный такой мужик с бритой головой, всегда носил с собой РПД.

Скелли с водительского сиденья смерил его долгим взглядом, потом снова уставился на дорогу.

– Не Попай, Пого. Его звали Райделл, Уолтер Э., мастер-сержант. С чего вообще все эти дебильные вопросы?

– Я же сказал, я много думал про Вьетнам и понял, что кое-что забыл. Некоторые вещи помню, но ни лиц, ни имен.

– Это потому что на самом деле тебя там и не было, Мардер. Гулял все время, как турист долбаный.

После этого повисло гнетущее молчание, как часто бывало, когда Мардер затрагивал военную тему, – и как раз поэтому он старался поднимать ее как можно реже. Конечно, Скелли говорил об этом с бывшими спецназовцами; когда они вместе ходили по барам, Мардеру много чего довелось наслушаться. Но с ним Скелли по какой-то причине разговаривать о войне не желал. В этой стороне их отношений ничего подкупающего уже не было, но с этим приходилось мириться, потому что никто другой не смог бы подтвердить подлинность воспоминаний, которые потихоньку всплывали в его памяти.

Они начали спуск по извилистой дороге, круто уходящей вниз от вершин. Скелли вписывался в повороты на большой скорости, что было небезопасно, но машин встречалось мало, и они благополучно добрались до Масатлана на побережье. Когда Мардер проезжал здесь в прошлый раз, все его имущество умещалось на багажнике мотоцикла, и страна казалась такой же бедной, как он сам, но и свободной – той свободой, которую дает бедность. Дороги тут были неровными, зато люди – добрыми, или просто ему так запомнилось. Но то путешествие раскрасило яркими красками чудо, которое явилось ему в конце, когда он встретил Чоле.

Теперь здесь проложили платную автомагистраль в американском стиле, с кассами и обычным придорожным комплексом. Она шла напрямую от Масатлана до Гвадалахары и позволяла сэкономить время, которое раньше уходило на путь через фантастический край вулканов, в обход исполинского потухшего конуса Цеборуко. Только вот Мардеру совсем не хотелось экономить время; не ради этого люди приезжали в Мексику, страну mañana[31]. Так что у Тепика он ушел с Карретера-Федераль-де-Куота на юг, по 200-му шоссе добрался до моря и не спеша двинулся вдоль пляжей и высотных отелей Пуэрто-Вальярты и Мансанильо, затем через маленькие приморские городки и курорты Мичоакана. Справа искрилось море, внизу зеленели склоны Сьерра-Мадре.

– Ну и как тебе? – спросил Мардер. Они сидели за жестяным столиком перед кантиной «Эль Кангрехо Рохо»[32]с видом на центральную площадь Плайя-Диаманте, обсаженную по периметру пальмами. Владельца заведения звали Эктор, и они успели стать большими друзьями. Эктор мог раздобыть для сеньоров все, что душа пожелает в плане наркоты и девочек и, как подозревал Мардер, с удовольствием получил бы свою долю от взяток, если бы их сцапали копы. Но он был славный – приятный толстячок, нечистый на руку, зато всегда готовый угодить.