В самом захватывающем месте Перси приспичило выйти пописать.

— Что же ты так долго! — упрекнул его я, когда он вернулся. — Продолжай же!

И Перси продолжил.

Откашлялся и стал читать:

«Они охотились за мной. Но удача не оставляла меня, и я всякий раз уходил от них невредимый. У меня был калифорнийский чалый жеребец, самый быстрый в конюшне. Я пришпорил его и, пригнувшись к лошадиной шее, направился к мосту через реку Суитуотер в двух милях оттуда».

— Господи, каков молодец! — пробормотал дедушка. — А ведь ему было всего пятнадцать!

— А мне только десять, — заметил Перси, а потом объявил, что ему пора ложиться спать, чтобы успеть выспаться до завтрашнего утра.

На следующее утро Перси явился на завтрак еще позже обычного.

Дедушка уже начал чистить стальной щеткой бочки для воды. От этого скрежета мурашки бежали по коже и кусок в горло не лез.

— Дорогой, милый папа, нельзя ли подождать с этим? — взмолился наш папа. — Кусок в горло не лезет от этого скрежета. А у меня все-таки отпуск.

— А у меня нет, мой маленький принц, — ответил дедушка. — Надо успеть вовремя. Вот-вот разразится ужасная гроза.

— Вряд ли, — с сомнением сказал папа. — Посмотрите на небо.

Мы все так и сделали.

Небо было ярко-синее. Лишь два пухлых облачка, похожих на булочки. Ласточки парили в вышине, словно мечты. А ветер дул сухой и теплый.

— Послушай Курта и не мели ерунды, — сказала бабушка.

— Вот увидишь, — проворчал дедушка. — Сможешь и волосы помыть.

Бабушка любила мыть волосы дождевой водой: от этого они становились мягкими и пушистыми. А дедушка любил смотреть, как она это делает. И я тоже. После такого мытья бабушкины волосы напоминали сахарную вату — блестящие, белые и воздушные.

— Человек предполагает, а Бог располагает, — проговорила бабушка и улыбнулась. — Но если выйдет по-твоему, то ты сможешь вымыть ноги. Давно пора.

Тут-то и появился взъерошенный Перси. На этот раз свежих ран у него не было и выглядел он радостнее, чем обычно.

— Подогреть тебе кашу? — предложила мама.

— Нет, спасибо, нам некогда, — отказался Перси. — Пошли, Уффе.

Он вытащил меня из-за стола.

— Куда это вы собрались? — поинтересовался папа.

— На любовное свидание, — ответил Перси.

Вечно он плетет невесть что!

Прежде чем отправиться в путь, Перси схватил со стола горбушку и сунул в карман.

— Куда пойдем? — спросил я.

— Не скажу, — ответил он. — Только знай: увидишь — обалдеешь.

Мы промчались по лугу, перепрыгивая через свежие коровьи лепешки. Пробежали мимо Вестерберговых кур. Затем наискосок пересекли сжатое поле, перескочили через канаву и пронеслись по низкорослому перелеску.

— Долго еще? — пропыхтел я.

— Уже скоро.

Сделав еще несколько шагов, Перси остановился и отвел в сторону ветку.

Я и впрямь обалдел.

Перед нами на поляне, привязанный крепко к дереву, стоял вороной конь и мирно щипал свежую травку. Время от времени он делал шаг вперед и бил хвостом, чтобы отогнать мух. Шкура его лоснилась, а грива блестела так, словно ее вымыли дождевой водой.

— Чернобой, — прошептал я. — Это в самом деле Чернобой?

— Ага. Правда, красавец?

Если бы я не проснулся два часа назад и не успел съесть изрядную порцию каши, я бы готов был поклясться, что это сон.

Перси свистнул, и конь поднял голову. Взгляд у него, когда он смотрел на Перси, был совсем не злой, скорее влюбленный. Если про коня можно так сказать. Но, заметив меня, он прижал уши.

— Ну, ну, — проговорил Перси, и конь снова успокоился.

— Ты что, его взял? — спросил я.

— Нельзя владеть живым существом, — сказал Перси. — Этот конь принадлежит самому себе. Так что и взять его тоже нельзя. Я просто вывел его на волю.

— На меня он все же злобно посматривает.

— Привыкнет, — пообещал Перси. — Просто поначалу будь с ним поосторожнее, ведь он тебя еще не знает. Но когда увидит, что мы друзья, все наладится.

Перси тихонько разговаривал с ним, пока мы подходили все ближе и ближе.

— Вот так, малыш. Это Ульф Готфрид Старк. Мы старые друзья. Он лучший парень на свете, поверь мне. Однажды устроил пожар — только для того, чтобы я смог полюбоваться на пожарные машины. Такие друзья на дороге не валяются. Ну же, подойди поближе и не смотри так сердито.

Мы остановились чуть поодаль.

Чернобой тревожно покосился на меня. Потом потряс головой, словно насмотрелся вдоволь, подошел и положил свою тяжелую морду на плечо Перси, чтобы тот погладил его и дал хлеба, который, как он знал, был припасен у Перси в кармане. Но прежде конь ткнул носом мне в грудь и фыркнул вполне дружелюбно, показывая, что не имеет ничего и против меня тоже.

— Так-то лучше, — похвалил Перси. — Теперь мы друзья, все трое.

— Как тебе это удалось? — спросил я. — Неужели это тот самый Чернобой — самый злобный конь во всей Швеции?

— Ясное дело, тот самый. Просто теперь он уже не такой свирепый. Злость у него почти прошла.

— Как же ты его приручил?

— Я с ним разговаривал.

— О чем?

— Обо всем. Но чаще всего — о себе самом: что я думаю, что чувствую и все такое. Я рассказал о своей семье, что мне нравится в этой жизни, а что нет. Надо рассказать о себе, чтобы конь понял, кто ты такой. Потом я показал ему окрестности. Лошади любят осматривать разные места. Хочешь показать ему что-нибудь, Уффе?

— Может, скалу с сигнальным костром? — предложил я. — Оттуда красивый вид.

— Пошли, — согласился Перси.

Он надел на Чернобоя поводья, которые сам смастерил накануне. И мы отправились в путь.

— Вот здесь! — сказал я.

— Обалдеть! Ну и красотища! — обрадовался Перси. — Видишь, Чернобой?

Перси и конь во все глаза смотрели по сторонам. Отсюда было видно так далеко, что даже голова начинала кружиться. Чтобы пейзаж казался не таким уж однообразным, здесь и там выглядывали из воды островки и скалы. Вдобавок можно было различить по меньшей мере три маяка. А в некоторые дни — даже пять.

— Смотри: это маяки, — растолковывал Перси Чернобою, указывая вдаль. — А вон там живут нудисты. Не больно-то интересно на них смотреть — так, ничего особенного.

Потом он обернулся ко мне.