все-таки воспоследовали. В политических карикатурах Эразма Дарвина даже изображали в образе сторонника революции. Возникла вполне реальная, по крайней мере по его мнению, опасность, что он может оказаться в тюрьме — в 1799 г. его издатель Джозеф Джонсон провел в заключении полгода за то, что являлся «злонамеренным бунтарем с дурными наклонностями, крайне нелояльным по отношению к нашему… повелителю Государю Королю». Но Джонсон на самом деле соответствовал всем этим характеристикам и действительно издавал крамольные книги. «Зоономия» Дарвина была, пожалуй, самой безобидной из всех них, и ее автор никогда всерьез не рисковал оказаться за решеткой.

Предвосхищая работу внука, Эразм в своей книге писал, что осуществляемая людьми селекция привела к появлению новых разновидностей животных и растений, и отмечал, как потомство наследует признаки своих родителей, приводя в пример «породу кошек с дополнительным когтем на каждой лапе». Он даже отмечал, что

некоторые птицы, такие как попугаи, приобрели более прочные клювы, чтобы раскалывать орехи. Другие, такие как воробьи, приобрели клювы, приспособленные для дробления твердых семян. Третьи — для более мягких семян.

Но он не понимал, как виды приобретали характеристики, за счет которых они заняли свои ниши в иерархии жизни. Он предположил, что изменения в телах животных и растений возникали в результате прилагаемых ими усилий получить то, что им нужно, и приобретаемые таким образом характеристики должны были передаваться следующим поколениям. Таким образом, у птицы, которой нужно раскалывать твердые орехи, разовьется более мощный клюв — подобно тому как тяжеловес наращивает мышцы. Птенец этой птицы родится уже с чуть более мощным клювом, чем у его родителей, а дальнейшие «усилия» приведут к тому, что у каждого последующего поколения клювы будут становиться все крепче и крепче. Но один абзац особо примечателен для современного читателя. Обсуждая роль самцов у некоторых видов птиц, Эразм писал:

Самцы птиц, которые не приносят пищу своим птенцам и потому не образуют пар, вооружены шпорами, предназначенными для борьбы за исключительное обладание самками, как мы видим у петухов и перепелов. Очевидно, что это оружие не предназначено для защиты от врагов, потому что самки этих видов не имеют ничего подобного. Конечное предназначение такого состязания между самцами состоит, видимо, в том, что потомство самого сильного и активного животного должно стать самым многочисленным, чтобы затем претерпевать дальнейшие улучшения.

Это потрясающе близко к идее эволюции путем естественного отбора!

В последней книге Эразма Дарвина «Храм природы» (The Temple of Nature), изданной в 1803 г., в стихах рассказывалась история эволюции жизни от первоначальной «живой частицы» до нынешнего разнообразия[16]. Вот пара отрывков:

Земная жизнь в безбрежном лоне вод

Среди пещер жемчужных океана

Возникла, получила свой исход,

Росла и стала развиваться рано;

Сперва в мельчайших формах все росло,

Невидимых и в толстое стекло,

Которые, киша, скрывались в иле

Иль водяную массу бороздили;

Но поколенья множились, цвели,

Усилились и члены обрели;

Восстал растений мир, и средь обилья

Разнообразной жизни в ход пошли

Животных ноги, плавники и крылья.

и,

Все счастье царств почивших оживает

Без убыли иль даже прибывает…

Из плоти формы новые слагает,

И жизни новой утро возжигает[17].

И вновь примечания к ней, в которых описывалось, как жизнь вышла из моря на берег после поднятия суши в результате вулканической активности, были достойны отдельной книги:

После того как острова или континенты поднялись над первозданным океаном, сонмы простейших животных пытались искать себе пропитание на краях или берегах новой суши и могли таким образом постепенно стать земноводными, как нынешняя лягушка, которая превращается из водоплавающего животного в земноводное… Организмы, расположившиеся на суше и окруженные сухим воздухом, могли постепенно приобретать новые способности, поддерживающие их существование; и после бесчисленных последовательных воспроизведений на протяжении тысяч или даже миллионов веков в конце концов могло появиться множество растительных и животных видов, населяющих Землю.

Но за год до выхода книги Дарвин умер в возрасте 70 лет и уже не мог продвигать свои идеи или подвергнуться нападкам за свои взгляды. Отзывы были в основном враждебными. Сэмюэл Тейлор Кольридж писал Уильяму Вордсворту, что ему противна сама мысль о том, что «человек произошел от орангутанга», и что это «противоречит всей истории, всей религии, нет, любой вероятности»{21}. Журнал Edinburgh Review заключал: «Если его славе суждено пережить переменчивую современную моду, то только лишь благодаря его поэтическим заслугам; у его научных грез, вероятно, нет иного шанса быть спасенными от забвения, кроме как в сочетании с его бессмертными стихами».

Эстафету принял француз с пышным именем Жан-Батист Пьер Антуан де Моне, шевалье де Ламарк, который более полно развил похожие идеи, известные под общим названием «ламаркизм». Историки не могут сойтись во мнении, знал ли Ламарк о рассуждениях Эразма Дарвина или пришел к этим выводам самостоятельно (доказательств ни тому, ни другому нет), но он, несомненно, усовершенствовал эти идеи и разработал первое целостное и вполне научное объяснение тому, как нынешнее разнообразие жизни произошло от более ранних форм. Он заслуживает, чтобы эта теория носила его имя, но совершенно не заслуживает тех насмешек, которым иногда подвергают его идеи те, кто не понимают, насколько прогрессивными они были для начала XIX в.

Несмотря на пышный титул (французский шевалье — эквивалент английского рыцаря), Ламарк не родился богачом. Он появился на свет в местечке Базантен в Пикардии 1 августа 1744 г., был одиннадцатым ребенком в семье обедневшего мелкого аристократа и всегда знал, что ему придется пробиваться в жизни самостоятельно. Трое его старших братьев выбрали военную карьеру, а самый старший из них погиб в бою; молодой Жан-Батист хотел