– Я думала вы наверху, – зачем-то затеваю разговор.

– Полина спросила, куда вы пошли, и загорелась идеей тоже пойти на каток.

– Она умеет кататься?

– Не особо, но Артем хорошо стоит на коньках, учит ее. Пошли, – краем глаза замечаю наклон головы.

– Куда? – все же перевожу взгляд на Чертовского-старшего.

– Присядем.

И почему это его «присядем» звучит, как «поговорим»?

Яна

– Вы хотели поговорить? – хриплю, присаживаясь на скамейку перед ареной катка.

– Нет, – звучит сухое сбоку.

Чертовский-старший садится рядом, шуршит брюками, поправляет пиджак. Я улавливаю все это хорошо развитым периферийным зрением, поскольку все еще избегаю взгляда глаза в глаза.

– Оу.

Как всегда, надумала себе с три короба, тайный смысл кивка, подтекст этого "присядем". А человек просто устал. Просто хочет посидеть. А я просто в очередной раз кажусь ему идиоткой.

Ничего нового.

Неловко ерзаю на пластиковой скамейке и постанываю от боли. Всё-таки что-то не так. Видимо, сильный ушиб. Прохожусь пальцами по ребрам и тоненько пищу. Больно, зараза.

Чувствую какое-то движение сбоку, но голову не поворачиваю, упорно смотрю на лёд, выискивая глазами силуэт Артема. Полины за бортиками не видно, но высокий шатен мгновенно приковывает к себе взгляд. Это хорошая тактика, безопасная, так можно притвориться, что меня не тяготит тяжёлое дыхание рядом, а кожа на левом бедре не горит от пятисантиметрового расстояния с мужским бедром.

– Кхм, – прочищает горло Чертовский, словно собирается что-то сказать.

Мне даже кажется, что я слышу, как он набирает воздух в лёгкие, но ничего не случается. Воздух входит в человека, воздух из него выходит, а слова нет. Растерялись по пути? Застряли в нерешительности? Я в очередной раз занимаюсь самообманом?

– Полина, наверное, похожа на маму? – все же не выдерживаю я.

Язык мой – враг всея Руси. Сказала и тут же пожалела. Ну что за бестактный вопрос!

– Это скоро изменится, – холодно отвечает Артур.

– Да, конечно, у вас сильная генетика, – киваю сама себе.

Снова повисает молчание. Не так, чтоб тягостное, но меня всю съеживает. Так и тянет заполнить паузу какими-то звуками. Спеть что ли?

– Я приду завтра, – делаю очередную попытку разогнать неловкость, покрывающую меня липким слоем. – Доделаю все и…

– Не обязательно, – не даёт договорить, без четверти, бывший начальник.

"Не обязательно" и чтобы это могло значить? Не обязательно вообще что-то доделывать? Или можно прийти в понедельник и расстаться цивилизованно, не прячась друг от друга, как подростки?

– У тебя просто замечательная дочь, – прекращаю ломать эту комедию в "вы" и "начальник-подчиненная" и все же кидаю короткий взгляд на Дьявола.

Он упирается локтями в колени, наклонившись вперед, и смотрит прямо перед собой.

– Спасибо, – мягче обычного произносит он и немного расслабляется. Напряженные плечи опускаются вниз, кисти рук повисают на коленях, едва не затрагивая мои.

Я интуитивно сжимаю ноги вместе. Это не страх, это подстраховка.

– Сколько ей лет?

– Пять.

– Чудесный возраст! – тут же подхватываю разговор. Мы же можем общаться нормально, правда? Дети – прекрасная нейтральная тема!

– Да, хорошо бы оставить ее в нем подольше, – хмыкает темный рыцарь. – С ужасом жду школы.

– Она очень сообразительная, проблем не будет!

– Сделала этот вывод по пятиминутному общению? – иронизирует мужчина.

– Эй, мы вместе покоряли Эверест! – киваю головой вверх, намекая на горки с идентичным названием. – На высоте люди проверяются.

Глухой смешок распространяет тепло по венам. Мне удалось насмешить эту затвердевшую лаву? Маленькая победа – большой день!

–Ты ей понравилась. Она не слишком-то жалует женщин в моем окружении, но ты – исключение.

– Она просто любит блондинок! – смеюсь я.

– Как и ее отец, – тихо говорит Дьявол, откидываясь назад. Горячий взгляд прилипает к моей щеке.

Что?

То есть… что???

– А ее мама?.. – нервно сглатываю, борясь с подступающим к лицу жаром. Нельзя же заявлять такое, когда у тебя жена, ребенок, обязательства, в конце концов!

– Ее нет.

– Прости… – Господи, ну что я за дура, почему нельзя было узнать все это деликатнее?

– Не в том смысле, – спокойно говорит Чертовский. – Просто для восемнадцатилетней девчонки материнство оказалось непосильной ношей.

Офигеть. Отец-одиночка, мать-кукушка. Вот это история!

– Дело не в возрасте! – тут же горячо выпаливаю я. Представить себе не могу – бросить собственного ребенка. Дикость!

– Наверное, – просто пожимает плечами Артур.

– Так матери нет… – мне нужно подтверждение, чёртово подтверждение!

Я поедом себя ела последние часы. Но если у него никого нет, то и… не так низко я пала.

– Очевидно.

– Это хорошо, – ляпаю прежде, чем понять, как это звучит. – Не в смысле хорошо – хорошо, а в смысле, я уже накрутила… и то, что было…

Яна, заткнись, просто, заткнись. С каждым словом ты зарываешь себя все глубже в куче навоза, который сама лично лопатой накидала.

– Аааа, – закрываю лицо ладонями.

– У вас с Артёмом все серьезно? – резко прерывает мои стенания Дьявол.

– Нет, мы… мы даже не встречаемся, – приглушенно выдыхаю я.

Опускаю ладони на колени, а взгляд на пальцы, нервно сминающие ткань штанов. Бог мой, почему же так жарко? И жжется.

– Тогда, наверное, стоит ему об этом сказать… – на грани слышимости выдыхает Артур.

Сердце колотится сильно-сильно. Так, словно за спиной трёхдневный марафон по пустыне без еды и воды. В горле мгновенно пересыхает, а в груди, наоборот, растекается теплый океан. Это же значит… или…

Холодных пальцев касается раскалённая ладонь. Всего на мгновение, едва заметное сжатие, чтобы остановить мое бесконтрольное подрагивание, и соскальзывает. Но этого хватает, чтобы меня подбросило вверх. Вскакиваю на ноги и тяжело дышу. Все это слишком! Слишком для одного дня, недели, месяца, года. Слишком всепоглощающе, слишком выжигающе.

– Я… освежиться, – бормочу себе под ноги и делаю несколько шагов к запасному выходу.

Туда, где в длинном коридоре спрятаны гардеробная, санузел, комната матери и ребенка и ещё пара невидимых спасительных закутков.