Костин, бросив взгляд в тарелку, принялся доедать уже совсем остывший бифштекс, и я даже почувствовала некие угрызения совести. Натура увлеченная и порывистая, он не мог совмещать два дела: есть и говорить о деле. Тем более что речь шла о самом для него важном — о его работе. Я не стала перебивать его, дождалась, пока он покончит с обедом, и только после того, как мы заказали кофе с пирожными, спросила:

— А насчет головы поконкретнее можно? Ему официально был поставлен какой-нибудь диагноз?

— Серьезного нет, — покачал головой Костин. — Если бы он был поставлен, то Рогожкин оказался бы в психушке, а не на зоне. А так… Истеричный, конечно, тип, вел себя очень деструктивно. Наш психиатр говорил, что у него явно невротическое развитие личности, помноженное на неблагоприятную социальную среду, но с таким заключением за дурака не сойдешь. Я вам скажу, что сойти-то, конечно, можно, — склонился ко мне Костин. — Если заплатить хорошо. Но там денег не хватило.

— А Тамара Аркадьевна к какому решению по этому делу склонялась изначально?

— Я же вам говорю, там все однозначно было. Почти как с Гаршиным. Думаю, что, если бы ей там предложили деньги, она бы тоже отказалась. Думайте что хотите, но для судьи многое зависит от личности обвиняемого.

— И где теперь этот Рогожкин? Он действительно освободился? — спросила я.

— А вот этого я не знаю, — развел руками Никита Владимирович. — Я вообще вспомнил о нем сегодня благодаря вам, впервые с того времени, как он был осужден. Если бы я стал интересоваться судьбой каждого из них, то…

Костин, не договорив, махнул рукой.

— Но это мне тем не менее необходимо, — настаивала я.

— Вы что же, думаете, что Антипов и эти отморозки непричастны к убийству Тамары? — нахмурился Никита Владимирович.

— Точно сказать пока нельзя. Но мне почему-то кажется — непричастны.

У меня было основание так говорить. Но не могла же я сказать истинную причину Костину — ответ моих гадальных костей! А Никита Владимирович, похоже, остался недоволен, что я, когда дело уже практически, по его понятиям, завершено, вдруг хочу разрабатывать другие версии.

— Я, конечно, могу сделать запрос, — пожал плечами Костин.

— Нет, проще это сделать мне, через милицию по сведениям о регистрации. Если он освободился, то обязан был зарегистрироваться по месту, так сказать, предыдущей прописки.

Костин кивнул.

— Что же касается отморозков, как вы говорите, то ими уже милиция будет заниматься. Здесь я как бы и не в силах повлиять на ситуацию. Пускай проверяют алиби, сопоставляют…

Никита Владимирович решительно взмахнул рукой.

— Они, наверняка они. Даже сомневаться не хочу. Ведь они же планировали ее убийство, об этом знал Антипов — это все подтверждается их собственными словами! Таня, вы хорошо все сделали, сработали очень качественно, я вас поздравляю! Если бы можно было, мы бы с вами сейчас выпили шампанского, но мне, к сожалению, пора на работу. — Костин, расправившись наконец с едой, вытер губы салфеткой.

— Было приятно с вами пообедать, — улыбнулась я. — Спасибо.

— Не за что, — ответил Никита Владимирович. — Примите еще раз мои поздравления.

* * *

Возвратившись домой, я достала купленный по дороге «Космополитен» и решила, что могу себе позволить некоторое время посвятить чтению, а также кофепитию. Однако долго наслаждаться журналом для женщин мне не пришлось, по закону подлости в дверь позвонили. С сожалением отложив «Космо» в сторону, я пошла открывать. На пороге стояла Ксения Шувалова, и вид у нее был совсем потерянный. Уголки губ опущены, глаза явно заплаканы.

— Что случилось? — первым делом спросила я, даже не дав девушке переступить порог.

— Да… Понимаете… В общем, это не имеет отношения к делу, — выпалила Ксения. — Не обращайте внимания. Я вообще-то по делу.

— Ну проходи, — пожала я плечами, пропуская ее в квартиру.

Ксения, как-то нервно подергивая плечом, прошла в комнату.

— Кофе будешь? — спросила я, и она тут же кивнула.

Я отправилась на кухню варить кофе, а когда вернулась, девушка сидела на диване, перелистывая отброшенный мною журнал, который ее явно заинтересовал. Я бросила взгляд на название статьи, которой она увлеклась, и прочитала: «Если он тебя не понимает…»

«Все понятно, — усмехнулась я. — Проблемы с любимым, что еще может волновать девушку в ее возрасте?»

Однако задавать никаких вопросов на эту тему я Ксении не стала, вместо этого протянула ей чашку с кофе. Она поблагодарила и сделала пару глотков, после чего отставила чашку на журнальный столик.

— Я посмотрела мамины вещи, — наконец произнесла она. — И… вот.

Она открыла сумку и протянула мне извлеченную оттуда изящную визитку, на которой золотистыми буквами было написано «Валентин Павлович Золотарев, фирма „Армада“». Далее шли телефоны этой самой «Армады», факс и прочее.

— Где ты это нашла? — спросила я девушку.

— В мамином столе, — ответила та.

— А ты уверена, что это тот самый Валентин, который мне нужен? — спросила я, хотя сама понимала, что она не может этого знать наверняка.

— Наверное, — пожала плечами Ксения. — Во всяком случае, ничего больше, связанного с Валентином, я не обнаружила. И потом, это, наверное, личное, — тихо закончила она.

— Почему ты так решила? — удивленно вскинула я брови.

— Потому что это лежало в мамином блокноте, где записаны адреса и телефоны родственников и друзей, — пояснила Ксения. — У мамы было два блокнота: один для всяких деловых записей, в основном по работе, и тот, в котором я нашла эту визитку. В «личном» нет ни одного телефона постороннего человека. И визитка лежала в нем.

— А в самом блокноте никакого Валентина не значится? — уточнила я.

— Нет, я бы сказала вам. Вот, только визитка. На всякий случай я, конечно же, пересмотрела и «деловой» блокнот мамы. Но там вообще никакого Валентина нет, и этого тоже. — Она кивнула на визитку.

— И твоя мама в самом деле никогда не упоминала о нем?

— Нет, — покачала головой Ксения. — Я как-то не привыкла думать, что мама может… Нет, я понимала, конечно, что она теперь свободная женщина, еще не очень старая, но… я как-то в первую очередь привыкла считать ее своей мамой, а подумать о ней как о женщине мне в голову не приходило. Вернее, приходило, но я старалась об этом не думать. В общем, вы понимаете, что я хочу сказать…

Ксения совсем смутилась, покраснела и опустила глаза.

— Конечно, я понимаю, — кивнула я. — Мы всегда думаем о своих родителях в первую очередь как о своих родителях. И, естественно, у тебя с мамой насчет ее личной жизни разговоров не возникало.

— Нет, — подтвердила Ксения. — Больше насчет моей.