Когда они ехали мимо озера, Джоэл заметил маленький парк со скамейками и беседкой. Он повернул в том направлении. Не говоря ни слова, остановился, вылез из автомобиля, захлопнул за собой дверцу, закурил и направился к столу для пикников под дубом. Посмотрел на спокойную воду и ряды корпусов на противоположной стороне. Вскоре к нему присоединилась Стелла и попросила сигарету. Опершись о стол, они курили и молчали. Вскоре подошла Флорри. И они, не обращая внимания на холод, стали размышлять, как поступить дальше.

– Надо возвращаться в Клэнтон, идти к нему и требовать, чтобы он разрешил нам повидаться с матерью, – предложил Джоэл.

– Думаешь, получится? – Флорри скептически покачала головой.

– Может, получится, может, нет. Не знаю.

– Не смешите, – возразила Стелла. – Он всегда на шаг впереди. Откуда-то узнал, что мы сюда едем. И вот результат: стоим у озера вместо того, чтобы говорить с мамой. Я не хочу сразу возвращаться в Клэнтон.

– Я тоже не хочу, – поддержала ее тетя. – У нас зарезервированы места во Французском квартале, вот туда я и направлюсь. На машине.

– У тебя же нет прав, – напомнил Джоэл.

– Это меня никогда не останавливало. Я уже ездила в Новый Орлеан. Туда и обратно без сучка, без задоринки.

– Поехали, – подхватила ее Стелла. – Мы заслуживаем немного развлечений.

Через пять часов Джоэл свернул с Кэнал-стрит на Ройал-стрит. Французский квартал жил праздничной жизнью: переулки заполнены местными и туристами, спешащими найти ресторан или заглянуть в клуб. Фасады и фонари в яркой иллюминации. На углу Ибервилл Джоэл остановился перед фасадом отеля «Монтелеоне», самым известным в квартале. Один гостиничный служащий взял их багаж, другой забрал автомобиль Флорри. Гости ступили в холл и будто оказались в другом мире.

Тремя годами раньше, когда семья не сомневалась, что Пит погиб, но продолжала молиться в надежде на чудо, Флорри уговорила Лизу, чтобы та разрешила ей устроить детям новогоднее путешествие. Лизу тоже пригласила, но та отказалась, заявив, что не в настроении праздновать. Флорри ожидала подобной реакции и приняла отказ с облегчением. Они сели в поезд без нее, через шесть часов прибыли в Новый Орлеан и провели три незабываемых дня, гуляя по кварталу. Флорри любила и хорошо знала это место, а также отель «Монтелеоне». Однажды, потягивая в гостиничном баре джин, когда Джоэл пил виски, а Стелла ела шоколад, она призналась, что жить во Французском квартале – ее сокровенная мечта. Подальше от округа Форд, в ином мире, где писатели, поэты и драматурги творят и устраивают обеды для гостей. Флорри бы очень хотела, чтобы ее мечта превратилась в реальность… Однако на следующее утро извинилась за то, что много выпила и наговорила глупостей.

В рождественский вечер ее с племянником и племянницей тепло приветствовал менеджер и после бокала шампанского подтвердил заказ на девятичасовой ужин. Они разошлись по комнатам, чтобы привести себя в порядок.

За коктейлем Флорри озвучила основные правила их пребывания в Новом Орлеане: в следующие четыре дня не обсуждать ни одного из их родителей. Джоэл и Стелла с готовностью согласились. Флорри выспросила у консьержки, что происходит в городе. Оказалось, им найдется, чем заняться: здесь открылся новый джаз-клуб, шла новая бродвейская постановка, появились отличные рестораны. В общем, можно было гулять по кварталу, восхищаться французским антиквариатом на Ройал-стрит, глядеть уличные представления на Джексон-сквер, пить кофе и заедать пончиками в одном из уютных кафе в переулке, бездельничать, катаясь на речном трамвайчике вдоль дамбы, в городе всегда находилось что-нибудь новенькое.

Разумеется, будут долгие обеды в особняке на Чартрез-стрит, где их ждет мисс Твила, подруга Флорри по годам жизни в Мемфисе. Она такая же поэтесса, как Флорри – пишет много, публикует мало. Но в отличие от Флорри удачно вышла замуж. Ее муж умер молодым, и Твила стала богатой вдовой из тех, кто предпочитает общество женщин, а не мужчин. Из Мемфиса она уехала примерно в то же время, что и подруга, и построила этот красный особняк.

Они ужинали в изящном зале ресторана среди нарядно одетых и празднично настроенных людей. Официанты в белых куртках разносили тарелки с сырыми устрицами и разливали холодный, как лед, «Сансер». Вино сделало свое дело – они развеселились и много смеялись, подшучивая над посетителями. Флорри сообщила, что продлила заказ отеля на целую неделю. И если Стелла и Джоэл захотят, то могут встретить Новый год буйным танцем в гостиничном бальном зале.[3]

Округ Форд находился от них далеко.

В пять часов утра в понедельник 6 января 1947 года Эрни Доудл покинул свой домик-пенал в Лоутауне и направился к принадлежавшему компании «Иллинойс сентрал» полотну железной дороги. Температура воздуха была около 30 градусов по Фаренгейту – по сезону, если верить висевшему в кухне календарю. Погода, особенно в разгар зимы, составляла важную составляющую его работы.[4]

Поднялся северо-западный ветер, и когда через двадцать минут Эрни приблизился к зданию суда, его руки и ноги заледенели. Он остановился и, как частенько делал, залюбовался величественным фасадом самого большого в округе здания, ощутив гордость. Его обязанностью было согревать этот дом, чем он занимался пятнадцать лет, и со своей работой справлялся хорошо.

На сей раз день выдался необычный. Вскоре начнется самый важный на его памяти процесс, и зал на втором этаже будет заполнен людьми. Эрни открыл служебную дверь в северной стороне здания, запер за собой, включил свет и стал спускаться по лестнице в подвал. В бойлерной, следуя зимнему распорядку, проверил четыре горелки, из которых на выходные оставил зажженной только одну. Она разогревала систему примерно до сорока градусов – вполне достаточной температуры, чтобы не разморозить трубы. Затем посмотрел на шкалы приборов на двух резервуарах с топливом, каждый на четыреста галлонов. В преддверии суда Эрни наполнил их в прошлую пятницу. Открыл заслонку и заглянул в вытяжную трубу. И только убедившись, что система в порядке, включил остальные три горелки и стал ждать, когда поднимется температура в расположенном над ними нагревательном котле.[5]

А тем временем соорудил из трех коробок из-под лимонада стол и, не переставая следить за приборами, начал есть испеченное накануне вечером женой холодное печенье. Этим столом Эрни часто пользовался для завтрака и для обеда. А если дел было мало, они с вахтером Пенродом ставили на него шахматную доску и играли партию-другую. Эрни налил из старого термоса черный кофе и, потягивая напиток, размышлял о мистере Бэннинге. Он не был с ним знаком, но один из племянников Эрни жил на ферме Бэннинга и работал на его полях. В прошедшие годы, даже десятилетия соплеменники Эрни были сельскохозяйственными рабочими, и многие похоронены рядом с поместьем Бэннинга. Эрни считал, что ему повезло, потому что не пришлось копаться в земле. Живет в городе и работа куда лучше, чем собирать хлопок.