Немецкая сторона послала своим дипломатическим представителям телеграмму, которая была перехвачена нами. В ней говорилось, что беспрепятственное укрепление русских войск в Литве, Латвии и Эстонии и реорганизация правительств, произведенная советским руководством с намерением обеспечить тесное сотрудничество с этими странами, касается только России и Прибалтики. Делалось предупреждение: избегать какого-либо осложнения в российско-германских отношениях.

Получение информации об этой директиве было исключительно важным, поскольку давало нам дополнительные возможности чувствовать себя уверенно в проведении всех акций в Прибалтике. Информация, перехваченная из немецкого МИДа, подтверждалась и источником «Юна» в МИДе Германии, с которым держала связь возвратившаяся на оперативную работу весной 1940 года Е. Зарубина.

Однако после завершения военной кампании во Франции в июне 1940 года разведывательное управление Генштаба направило сводку в НКВД и в правительство об изменившейся позиции Германии. Эта информация поступила и в ИНО. Источником ее был «Ариец», агент военной разведки, советник министерства иностранных дел Германии Шелиа, довольно близкий к Риббентропу. По его данным, немцы были согласны с тем, чтобы литовское, латвийское и эстонское правительства приняли советские требования, указывая при этом, что присоединение Советским Союзом Прибалтийских стран явление временное.

Среди тех, кого мы захватили, войдя в Польшу, был известный польский политический деятель князь Януш Радзивилл и его родственники. Радзивилл не был нашим платным агентом. Но будучи влиятельным деятелем, близким к Герингу, тем не менее активно сотрудничал с нами.

Факты сотрудничества Радзивилла с советскими властями и лично с наркомом внутренних дел Берией почему-то особенно неприемлемы для главного историка Службы внешней разведки России генерала В. Кирпиченко. Ему, видимо, неизвестно, что польской стороне, интересовавшейся, почему не расстреляли родственников Радзивилла, при расследовании Катыньского дела были продемонстрированы документы, подтверждающие эти тайные связи с советскими властями. Тогда было поднято заявление Радзивилла, написанное 13 февраля 1946 года на имя Берии с просьбой об освобождении как интернированного польского гражданина. Я был в числе тех, кто готовил документы о передаче немцам интернированных польских граждан — Радзивиллов, Замойского, Броницкого, Красицкого вместе с семьями. Всего их было 16.

Радзивилл, конечно, был ценным источником. Но ему мы не доверяли. Он попал к нам осенью 1939 года, после захвата Польши немцами. Князь был богатым польским аристократом, имел немалый политический вес. Его поместили на Лубянку для активной разработки. Занимался им лично Берия. Он сумел убедить Радзивилла, что тот должен выступить в роли посредника между советским правительством и Герингом для выяснения деликатных вопросов во взаимоотношениях обеих стран. Мы держали в поле зрения Радзивилла, начиная с середины 30-х годов, и знали, что князь принимал Геринга в своем поместье под Вильнюсом, где тот любил охотиться, позднее эта часть территории отошла к Литве, а в то время принадлежала Польше. Кстати, в своих мемуарах Радзивилл вспоминает о встречах с Берией, который при прощании с ним изрек: «Такие люди, как вы, князь, всегда будут нам нужны».

Об освобождении Радзивилла ходатайствовали перед нами представители знатных аристократических родов Великобритании, Италии и Швеции. В 1940 году, после того как Берия завербовал его в качестве нашего агента влияния, я организовал отъезд Радзивилла в Берлин. Сопровождал его до границы сам начальник внутренней тюрьмы Миронов. Из Берлина мы получали сведения о нем от своей резидентуры: его часто видели на дипломатических приемах в обществе Геринга. В том же году мне было приказано разработать варианты выхода на связь с ним через нашего агента. Мы решили в данном случае связываться с князем по открытым каналам, поскольку он являлся заметной в обществе фигурой и мог свободно посещать советское посольство, не вызывая подозрений. Его, в частности, могла интересовать судьба фамильной собственности, оказавшейся на оккупированной территории.

В 1940 году Радзивилла дважды принимал наш резидент в Берлине Амаяк Кобулов, докладывавший об этих встречах Центру. Однако Кобулову не давали никаких инструкций по оперативному использованию польского князя в контактах с немцами. Мы не слишком верили в искренность Радзивилла и поэтому решили не обращаться к нему, тем более что его политические контакты не сулили нам никакой немедленной выгоды. Перед тем как Германия развязала против нас войну, фактически не было таких проблем, где бы можно было его использовать для прощупывания позиции немцев по тому или иному деликатному вопросу; ведь все это время Молотов и наш посол Деканозов поддерживали конфиденциальные отношения непосредственно с Риббентропом и послом Германии Шулленбургом.

Было известно, что Радзивилл не имеет выхода на информацию военно-стратегического характера. Наше решение сводилось к тому, чтобы проявлять максимум терпения и просто ждать, пока Радзивилл поедет в Швейцарию или Швецию, где он будет вне немецкого контроля, и только там войти с ним в контакт. Насколько мне известно, он так туда и не поехал. После нападения Гитлера на СССР Радзивилл как бы ушел в тень, но, по нашим сведениям, оставался в Германии и приезжал в Польшу, наслаждаясь жизнью, насколько это было возможно. В 1942 году на какое-то время его следы затерялись. Оглядываясь назад, я вижу, что мы явно переоценили и личные связи Радзивилла, и его влияние на Геринга…

Известная актриса Ольга Чехова, бывшая жена племянника знаменитого писателя, была знакома с Радзивиллом и вхожа к Герингу и через родню в Закавказье связана с Берией. Позднее она была на личной связи в 1946—1950-х годах у сменившего Берию министра госбезопасности Абакумова. Первоначально предполагалось использовать именно ее для связи с Радзивиллом. У нас существовал план убийства Гитлера, в соответствии с которым Радзивилл и Ольга Чехова должны были при помощи своих друзей среди немецкой аристократии обеспечить нашим людям доступ к Гитлеру. Группа агентов, заброшенных в Германию и находившихся в Берлине в подполье, полностью передавалась в подчинение боевику Игорю Миклашевскому, прибывшему в Германию в начале 1942 года.

Бывший чемпион по боксу Миклашевский, выступая как советский перебежчик, приобрел в Берлине немалую популярность после своего знакомства с чемпионом Германии по боксу Максом Шмелингом в 1942 или 1943 году, от которого получил рекомендательное письмо. Миклашевский оставался в Берлине до 1944 года.

Дядя Миклашевского, Всеволод Блюменталь-Тамарин, известный актер, бежал к немцам под Москвой в 1941 году и стал одним из активных участников немецкого антибольшевистского комитета за освобождение СССР. Он с гордостью принял своего племянника, оказывая ему всяческую поддержку как политическому противнику советской власти. В 1942 году Миклашевскому удалось на одном из приемов встретиться с Ольгой Чеховой. Он передал в Москву, что можно будет легко убрать Геринга, но Кремль не проявил к этому особого интереса. В 1943 году Сталин отказался от своего первоначального плана покушения на Гитлера.