— Ты чего разорался? Разбудил вот, в такую рань!

Сонный голос Брунгильды был очень похож на шипение зеленой мамбы. Ледяной мамбы.

Так это был сон?..

А что же еще, кретин! Яркое солнце, лес и этот малыш с улыбкой любимой женщины и его глазами — всего этого нет и никогда не будет в его мире.

В мире подземелья, бледных зомби, свихнувшихся на идее возрождения великой расы, и циничной бездушной женщины рядом. Совсем рядом. Возле обнаженного плеча. Сейчас опять потребует выполнения супружеского долга.

Полноценного, законченного, чтобы все в дело пошло.

Как был, так и остался жеребцом‑осеменителем, не больше. Душа мужа, его чувства, его мечты и надежды Брунгильду не волновали никогда. Только его тело и то, что может дать это тело.

А вот фиг тебе, красотуля! И всем остальным, в том числе и Грете, с нарастающим нетерпением ожидающим долгожданной вести о беременности его жены.

Не дождетесь. И придраться вам не к чему — свои порядком осточертевшие супружеские обязанности я выполняю, как и договаривались. Ради нее, ради Вики.

А ребенка не будет. Никогда. Я еще в первую брачную ночь решил попробовать самостерилизацию. И оказалось, что большой затраты энергии на это не надо, клетки обездвиживались легко и быстро. И участвовать в зачатии уже не могли.

Так прошел месяц, затем второй, третий…

Уже почти год прошел со дня их свадьбы, вернее, через два месяца будет год. И Грета все чаще и чаще посматривает на невестку с сомнением. И почти каждый месяц гоняет ее на полное медицинское обследование. Но их доктор Краух никаких отклонений не находит, Брунгильда абсолютно здорова. И вот недавно было решено отправить женушку домой, в Альпы, к местным эскулапам. А заодно и Кая там решили изучить с головы до ног.

Впрочем, его ноги в данном конкретном случае медицину «Аненербе» не интересуют.

Отказываться от поездки Кай не стал, наоборот, с радостью согласился — все эти долгие месяцы после свадьбы он ни разу никуда не выбирался. Без жены его отпускать не хотели, а сама Брунгильда терпеть не могла выходить на поверхность. Нет, домой, в приглаженные цивилизацией Альпы, она бы с удовольствием съездила, но если бы можно было вылететь прямо отсюда, из пещер, минуя эти ужасные славянские поселения!

А так — нет, ни за что!

Уехать же, не спрашивая разрешения и не отчитываясь, как он это делал раньше, Кай больше не мог.

Он много чего больше не мог делать самостоятельно, став послушной марионеткой в руках матери и ее банды. Хотя следовало отдать Грете должное — полученной над сыном властью она не злоупотребляла, слишком велик был риск перетянуть поводок.

И в пределах пещеры Кай мог делать все, что угодно. А вот прогулок его лишили. Вроде бы тот дом, в котором фон Клотц держал Вику, купил какой‑то местный предприниматель и устроил там что‑то типа охотничьего ранчо, куда постоянно съезжались любители пострелять в зверей.

Так что теперь в лесу стало слишком людно, и шляться там без причины не стоило даже обладателю сверхспособностей — от шальной пули они не защитят.

Кай и своему псу запретил охотиться в той стороне, направив Лока в противоположном от бывшей тюрьмы направлении.

Нет, он не сидел все дни напролет в подземелье, иначе давно свихнулся бы. Каждый вечер он выходил наружу, поднимался на уступ скалы и садился в обнимку с прибегавшим собакевичем, глядя на раскинувшийся внизу лес. На горы. На небо, на проплывавшие иногда красные огоньки самолетов.

На одном из которых улетела домой забывшая его Вика…

Но какой же реальный был сон! И этот малыш, Михаэль. И ощущение переполнявшего, бескрайнего счастья. И… и он точно знал, что где‑то рядом их ждет мама. Мама Вика. Она не пошла со своими мужчинами потому, что надо было кормить дочку. Маленькую Анхен, родившуюся всего месяц назад…

Да что же это такое! Откуда такие реальные видения?! Имена, образы, ощущения. И место, где все это происходило. Вернее, страна. Он же подумал тогда, что в Германии мамбы не водятся. В Германии!!!

Ничего подобного раньше не было. Никогда. И ведь тоской по Вике не объяснишь, расстались они достаточно давно, и в первые дни никаких таких снов не было. Были другие, в которых он снова и снова переживал ту их единственную ночь. И после которых просыпаться рядом с женой было особенно тошно…

Так почему они появились именно сейчас?!!

— Тебе плохо, милый? — мурлыкающее шипение рядом, затем тонкая женская рука скользнула по груди вниз. — Сначала кричал, теперь стонешь. Плохой сон приснился, да? Ничего, сейчас я тебя отвлеку, тебе понравится. Тебе ведь всегда это нравится, я знаю.

Ну да, я же мужчина. И физиологические потребности еще никто не отменял.

Но сегодня, уже после всего, захотелось сдохнуть…

Вика, девочка моя родная, кареглазое мое солнышко, как же я соскучился по тебе! И ничего страшного не произойдет, если во время поездки в Альпы я попытаюсь разузнать о тебе — как ты, что ты. Все ли у тебя в порядке, может, и замуж вышла…

Нет, я не стану искать личной встречи, не стоит. Вдруг ты меня вспомнишь, и станет только хуже. И тебе, и мне.

Потому что нам не позволят быть вместе. Никогда.

Но надежда хоть что‑то узнать о Вике, в первый день прилета в Альпы такая яркая и солнечная, с каждым днем пребывания в Западном подразделении «Аненербе» тускнела все больше. Грета, прилетевшая вместе с сыном и невесткой, установила тотальный контроль над Каем. Везде и всюду, кроме разве что туалета, он находился в компании либо жены, либо матери, либо кого‑то из местных. Никаких экскурсий на поверхность, вы сюда по делу приехали, вот им, делом, и занимайтесь. Медицинским обследованием.

Кай решил через Интернет разузнать хоть что‑то о Виктории Демидовой — должны ведь у нее быть страницы в социальных сетях.

Но когда он спросил у кого‑то из местных, где тут у них беспроводной Интернет, чтобы можно было воспользоваться привезенным из дома нетбуком, буквально через минуту прибежала Грета:

— Зачем тебе Интернет?

— Что значит — зачем? — искренне удивился Кай. — Для работы нужно. Да и узнать, что там, в мире, происходит, тоже не мешало бы. А то мне уже кажется, что мы не в Европу приехали, а на остров Пасхи, полюбоваться на каменных истуканов. И, кстати, пообщаться с ними — папенька Брунгильды по глубине и насыщенности эмоций смело может конкурировать с изваяниями острова.

— И когда это тебя интересовало, что происходит в мире? — Мать попыталась изобразить ироничную улыбку, но из‑за напряженного вглядывания в монитор нетбука улыбка больше походила на оскал. — И зачем ты заходишь на Гугль, если есть Яндекс?

— А почему я должен заходить на российский поисковик, находясь в Европе? — Удивление постепенно сменялось ощущением ментального дискомфорта — Грета вела себя, мягко говоря, странно. — И вообще, почему вдруг тебя стало интересовать, куда я захожу и что хочу найти? Или ты боишься, что я попытаюсь связаться с Викторией?