система убеждений, которая вознаграждает альтруизм от имени группы и препятствует «предательским» действиям, которые в противном случае были бы в пользу индивида. Другими словами, вам нужно реальное движение этнического национализма.

Развивая эту мысль, Ярвин настаивает на том, что иудаизм, который он помещает в пугающие кавычки, соответствует этому только «теоретически». Он объясняет: «Вся Тора — это история чистой асабии. Евреям надирают задницы, когда их разделяют. Они надирают задницы, когда вместе» В действительности, утверждает Ярвин, иудаизм — это просто «развивающаяся система, подобная любой другой», и он отказался от такой системы. Говорят, что сегодня еврейский этнический национализм встречается только «среди сионистов, хасидов и т. д., И уж точно не среди реформистов и евреев-социалистов, которые в середине века стали частью американской элиты». Итак, вторая причина Ярвина состоит в том, что евреи в американской элите не проявляют этнического национализма.

Третья причина, по которой Ярвин отвергает антисемитизм, заключается в том, что поведение евреев в Америке двадцатого века меньше похоже на инфильтрацию, а больше на ассимиляцию. Он утверждает, что евреи не обязательно конкурировали с элитой WASP, а скорее подражали им, имитировали их идеологии и в конечном итоге прививались к ним:

По сути, евреи (как и мои предки), приехавшие в США, были людьми, которые хотели продвинуться вперед — как личности. С гетто и штетлом покончено. Им нужны были деньги и власть. Разве не всем? Поэтому было вполне естественно, что их привлекли социальные модели самого престижного класса в их новой стране — основной линии «суперпротестантов». Как и большинство новообращенных, они приняли самые модные взгляды элиты брахманов, которая уже продвигалась по пути секуляризации и унитаризма в современном смысле этого слова. Действительно, для прибывших раньше и (как бы мне не хотелось это признавать, поскольку мои предки говорили на «жаргоне») более культурных немецких евреев, большая часть этого процесса уже произошла в Европе. Реформистский иудаизм в значительной степени является протестантизмом во всем, кроме названия, как, конечно же, «научный» марксистский социализм. В то время как у брахманов вообще не было причин принимать еврейский образ мышления. Я также не вижу, как они это сделали. Ассимиляция шла совершенно в обратном направлении.

Итак, третья причина, по которой Ярвин отвергает антисемитизм, заключается в том, что любое присутствие евреев в «соборе» на самом деле является случайным результатом того, что в начале двадцатого века голодные по статусу еврейские мигранты копируют установки и амбиции американских «суперпротестантов».

Наконец, Ярвин отвергает антисемитизм, и это было основной темой видео Кита Вудса, поскольку он опирается на «огромную массу подтверждающих доказательств». Ярвин довольно странно настаивает на том, что:

Историк — это не просто подборщик фактов — он или она создает интерпретацию, во многом как судебный адвокат. Цель истории — нарисовать картину прошлого. Проверка для любого читателя заключается в том, находите ли вы эту картину убедительной. Объем доказательств тут не при чем.

Эта последняя фраза, которая наверняка ошеломит каждого прокурора и историка на Западе, представляет собой любопытный холм, на котором Ярвин решает умереть за отказ от антисемитизма. Он не только хочет умереть на нем, но, похоже, хочет сделать это ярким образом. Ярвин настаивает на том, что масса доказательств в поддержку судебного дела на самом деле

противоположный показатель, потому что адвокат, имеющий слабое дело, часто испытывает искушение попытаться завалить присяжных огромным количеством деталей. Стратегия состоит в том, чтобы потребовать, чтобы читатель либо согласился, либо собрал ту же деталь в контррарративе. Канонический пример — великий гамбит Джонни Кокрена: «Если перчатки не подходят, вы должны оправдать».

Для канонического примера это очень плохо, а аналогия с адвокатом сама по себе ужасна. Во-первых, защита Джонни Кокреном О. Дж. Симпсона и весь контекст приведенной выше цитаты основывались не на «забрасывании присяжных огромным количеством деталей», а на обнаружении очень маленьких слабых мест в версии обвинения, которые могли подвергаться безжалостной критике и эксплуатации — в данном случае вне зависимости от того, подходит ли пара перчаток к рукам его клиента — к рукам, опухшим из-за того, что Симпсон перестал принимать лекарства от артрита. Я также думаю, что О. Дж. Симпсон не стал результатом зачастую нелепой стратегии защиты Джонни Кокрена, потому что присяжные составляли большинство чернокожих — канонический пример групповых действий, если таковые вообще были.

Методологического сравнения просто невозможно проводить, несмотря на риторически привлекательный стиль изложения Ярвина. Если довести до логического завершения, рассуждения Ярвина предполагают, что низкий уровень доказательств, представленных в поддержку истории, будет положительным показателем ее качества — теорию, которую я призываю г-на Ярвина проверить, подав нечто безымянное и не цитируемое в какой-либо респектабельный исторический журналом. В качестве альтернативы, он может попробовать новую карьеру в качестве прокурора, используя такое же беспечное игнорирование деталей, и посмотреть, насколько успешным он может быть. На данный момент, однако, нам нужно только резюмировать, что четвертая причина, по которой Ярвин отвергает антисемитизм, заключается в том, что он содержит слишком много доказательств.

Вот четыре причины, по которым Ярвин отвергает антисемитизм:

Мультикультурализм явно не рекламирует себя как еврейский.
 Евреи в американской элите не проявляют этнического национализма.
Евреи просто копировали взгляды и амбиции WASP.
 Антисемитизм полагается на избыток доказательств.

Ответ Ярвину

Пытаясь понять подход Ярвина, я счел необходимым прежде всего обратиться к его еврейству. Помимо его эссе об антисемитизме, я не нахожу в его работах ничего, что могло бы идентифицировать его с евреями. Это хорошо согласуется с выводами о том, что дети отцов-евреев, принадлежащих к разным этническим группам, как правило, гораздо хуже осознают свою еврейскую идентичность, чем дети с еврейскими матерями:

Более высокий процент нееврейских матерей связан с более низким соотношением еврейских привязанностей в смешанных семьях. … Каждое систематическое исследование еврейской общины показало, что еврейские матери обеспечивают более тесные и обширные связи с евреями и иудаизмом, чем еврейские отцы в смешанных семьях. Независимо от того, является ли это культурным, институциональным, социальным или религиозным критерием, наличие в семье еврейской матери (рожденной или обращенной) повышает вероятность того, что домохозяйства будут включать еврейскую деятельность и ценности. [3]

Более низкий уровень еврейской самоидентификации, конечно, не означает автоматического не отождествления с евреями. Утверждение Ярвина о том, что наличие отца-еврея «не делает меня евреем», вероятно, следует подвергнуть сомнению, не потому, что Ярвин еврей, но потому, что он, скорее всего, будет иметь простые семейные симпатии, которые поддаются определенному уровню привязанности или близости к евреям и иудаизму. Он использует аналогию: «Если ваш отец католик, разве вам не разрешено быть антикатоликом?» и также более