— Извини, Тим, наверное, это ПМС. У меня должны начаться месячные, поэтому я стала немного раздражительной.

— Не забудь сказать, когда начнутся, — Тим серьезно смотрит на меня, и я послушно киваю.

— Хорошо.

До вечера мы больше не говорим ни о чем серьезом. Мы вообще не разговариваем — гуляем по лесу, идем к озеру. Тимур иногда смотрит на меня, будто хочет что-то спросить, но не спрашивает. За нами таскается охрана, поэтому мы даже не обнимаемся.

Тим держит меня за руку, мы молчим, и мне все равно хорошо. Здесь он очень близко ко мне, и меня не покидает чувство, что сейчас мы в самой высшей точке соприкосновения. Как те бильярдные шары в момент удара, когда они вбиваются друг в друга прежде, чем разлететься к противоположным бортикам бильярдного стола.

Тим молчит и не мешает мне думать. О нем ходили разные слухи, и один из самых достоверных — что Талер не заработал свои деньги, а отобрал. Рейдеры, так это называется. После чего о Тимуре Талерове заговорили как о миллионере. Но разве так просто отобрать миллионы? Тиму тогда было чуть больше двадцати, он состоял в одной из группировок, но даже я понимала, что он один не смог бы этого сделать.

Я не смыслю в бизнес-проектах, может Тимур правда хороший бизнесмен. Но когда он сказал о своем дне рождения, у меня появилась уверенность, что это как-то связано с появлением миллионера Талерова. Ничем не подкрепленная, но я убеждена, что это так.

Я больше ни о чем не спрашиваю. Это не моя территория, я и так далеко зашла, хоть и не собиралась. Я собиралась пробраться в сад, как воровка, и украсть то, что будет принадлежать только мне. А получилось даже войти в дом и недолго посидеть у камина.

Мы идем к дому, потом Тимур с охранниками жарят шашлыки, переговариваются и шутят. Парни ржут, и даже Тимур кривит уголки губ. Он иногда поворачивает голову и смотрит на меня, будто проверяет, не сбежала ли.

Я сижу в подвесном кресле-коконе, кутаюсь в плед — Женька принес, один из охранников. И стараюсь запомнить этот вечер, запах дыма и взгляды мужчины, которого люблю почти всю жизнь и который очень скоро из этой жизни исчезнет.

Ника спит в спальне, укрытая пледом, а я сижу в кресле на крыше. Вообще-то это терраса с еще одной крышей, она застеклена на случай дождя, но сегодня тепло, и все окна распахнуты. Кресло широкое, удобное, я пью Гевюрцтраминер и думаю о Веронике.

На самом деле у вина другое название, длинное, но мне влом тянуться к бутылке, чтобы прочесть. Гевюрцтраминер — это сорт винограда. Достаточно редкий, в мире всего восемь тысяч гектаров. Он прихотливый и из-за этого не очень любим виноделами, а вот мне нравится.

Белое сухое. Пью маленькими глотками, перекатывая во рту, и наслаждаюсь его пряно-ароматным вкусом. Для Ники я взял «ледяной» Гевюрцтраминер, его делают из прихваченных заморозками гроздьев. Так и прессуют замороженные ягоды, зато и вино получается особенным. Нике понравится, я знаю, оно сладкое, такое же, как и она сама.

Снова делаю глоток. Я не пьян, но легкий флер расслабленности кружит голову, и это тоже напоминает Веронику. Моя пряная ароматная девочка. Что тебя так выбило сегодня, что ты закрылась, спряталась в этом кресле-коконе, как будто завернулась в него?

Я подослал к ней с пледом Жеку, чувствовал, что мне не дастся. Не позволит укрыть ее, пошлет вместе с пледом. А сам смотрел на нее и думал. Думал, думал, зае…лся уже думать.

Ника обиделась после того, как я считай оттолкнул ее в супермаркете. Она взяла меня под руку и прижалась, ничего такого не произошло, если бы я не увидел, КАК она это сделала.

Я не страдаю гаптофобией и не дергаюсь от прикосновений, и если бы я не увидел ее лицо, то до сих пор пребывал бы в полной уверенности, что у меня все под контролем.

Она смотрела на меня так, будто я не Тим Талер, а, сука, волшебник Изумрудного Города, прямо сейчас достану волшебную палочку и начну исполнять желания. На меня никто так не смотрел, только она. Моя маленькая Доминика. И потому я чуть не задохнулся.

Ника — нежная и хрупкая, но, если я оставлю все как есть, она влезет в мое нутро и осядет там камнем. Я больше не буду свободным, я уже чувствую себя псом, сидящем на цепи. Даже слышу, как эта цепь звякает и гремит, стоит мне отойти от Ники на большее расстояние.

Я просил, чтобы она не привязывалась, это не был пустой звук, пустые слова. Но она меня не послушалась. Поэтому я должен попрощаться с Вероникой, но сама мысль об этом вызывает внутри режущую боль. Блять, как я это допустил?

Дотягиваюсь к бутылке и наливаю еще бокал. Понятия не имею, как с ней расстанусь. Нет, не так, я не представляю, что я буду без нее делать. Есть, конечно, слабая надежда, что мне показалось, и мы снова вернемся к прежнему формату, но я понимаю, что этого не будет.

Детдом, подарки, мой день рождения. Нике стало мало, она пытается войти в мою жизнь, закрепиться в ней, а я не хочу ее впускать. Ни в жизнь, ни в сердце, ни в подкорку.

Хотя чем я думал, когда в первую же ночь оставил спать в своей постели? Тем, что каждый раз при воспоминании о Нике салютует под моей ширинкой.

Я не могу себе ее позволить, потому что она слишком заполняет собой мое пространство. Рядом с ней Талер превращается в странную субстанцию, больше похожую на лужу. Рядом с ней я уязвим, а это то, против чего я боролся столько лет.

Свой выбор я сделал еще когда попросился в группировку к Чечену. Пацан зеленый, ничего не умеющий. Но я уже тогда твердо усвоил, что мне нужны деньги. Много. А там, где много денег, не должно быть никаких привязанностей. Этому меня научил мой настоящий отец. Биологический, как теперь модно выражаться.

Делаю глоток, перекатываю вино во рту. Игорь Большаков — язык не поворачивается назвать его отцом, — был очень богатым и успешным бизнесменом там, откуда я родом. Настоящий долларовый миллионер. Но денег никогда не бывает достаточно, он захотел вывести из игры своего компаньона, а для этого обратился к бандитам.

Лучше бы к ментам пошел. Таким людям нельзя иметь семью и детей, им или семья, или деньги. Басмач решил забрать себе все, меня с матерью похитили и потребовали у Большакова выкуп — бизнес и активы. Все.

Пока он думал и выбирал, пока пытался выйти на Басмача и договориться, пока торговался, мать вместе со мной попыталась сбежать, и ее убили. А меня поймали. Не знаю, зачем оставили в живых, Демьян говорил, что тот человек пытался мною шантажировать Басмача.

Он увез меня из страны, привез сюда, держал на какой-то квартире. А потом однажды привел под детский дом и приказал молчать. Сказал, что, если буду болтать, он вернется за мной и убьет. Я так боялся, что кроме своего имени ничего вообще сказать не мог. Он мне в кошмарах снился, а оказывается, его в то же день застрелили люди Басмача.

Кто-то был очень заинтересован, чтобы сын Большакова никогда не появился на горизонте, поэтому его и не искали. С самим Большаковым быстро расправились, предварительно отжав активы. Демьян сумел все раскопать спустя много лет и то без прямых доказательств.