Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Был он широкоплеч, высок – прямо-таки просился на плакат «Слава Российской армии!». Мне предстояло узнать, каков он в бою.
Операция была отыграна как по нотам. Банда из восемнадцати моджахедов угомонилась в забытом Аллахом ущелье. Это был тир. Технология войны. Привычная работа безо всяких неожиданностей.
– Надо пулеметчика было выставить правее, на том холме, – недовольно произнес Леший, когда бой только закончился и еще подергивались продырявленные тела врагов, из которых уходила жизнь.
– Тогда бы оголили правый фланг. – Сердце мое бешено колотилось.
– Там и так никого не было.
– Могли быть…
– А, – махнул рукой Леший, мол, что с капитаном разговаривать.
Я обратил внимание на то, что он нереально спокоен. Его эмоции были просто выключены. После боя, когда положили столько народу – у людей неизменно наступает реакция. Кто-то треплется без умолку. Кто-то хохочет. Кто-то погружается в тяжелую тоску. Сколько бы ты ни воевал, все равно реакция будет. Слишком много адреналина пережжено в крови. Но майор Луценко был совершенно невозмутим. По-моему, вообще единственное чувство, которое ему было знакомо, – это тщеславие.
Сколько потом с ним сталкивался – и на учениях, и на совещаниях, его «Я» всегда было на первом месте. «Я сказал… Я думаю… Со мной не спорят»… Такой тип людей никаких добрых чувств у меня никогда не вызывал.
Через полгода эта самонадеянность довела его до беды. Без должного обеспечения он влез со своей группой на территорию, контролируемую полевым командиром Нугали. В результате ГСН вышла не туда, куда планировали, ей на след упали отборные моджахеды. Группа была заперта в горах и методично уничтожалась.
Разблокировать и спасать парней пришлось нам. К тому времени, как мы зашли моджахедам с тыла, из десяти человек ГСН потеряла троих, еще двое были ранены.
– Какого черта вас сюда занесло? – возмутился я, когда мы, расчистив путь отхода, сошлись на горном склоне.
– У тебя забыл спросить, капитан. Так, мужики, отходим, – начал бодро командовать Леший.
В общем, как-то не складывалось у меня с ним. Зато с начальством у него срасталось все очень неплохо. В то время когда я не мог выбить необходимое снаряжение и приходилось покупать за свой счет нормальную альпинистскую экипировку, Леший снабжался по высшему разряду. Когда мне лепили выговоры за упущения в ведении документации, майору Луценко вручили орден Мужества за ту самую операцию, из которой мы его вызволяли.
Хотя специалистом он был неплохим. Свою группу натаскивал как надо. А ко мне испытывал какое-то ревностное чувство. Он знал – мои ребята лучше. Да еще на спарринге в спортзале я его уделал.
Однажды я получил информацию, что горную кошару с обитателями, в том числе женщинами и детьми, зачистили не моджахеды из враждебного клана, а европейцы – шурави. Думал долго над этим. По всему получалось, что это могла быть только группа Лешего. Тогда я отмел эту версию. А потом забыл и самого Лешего…
С Робом мы встретились на конспиративной квартире. Лейтенант разложил передо мной на столе распечатанные на принтере фотографии с мобильника:
– Это киллер, заваливший генерала ГРУ!
– Вот этот майор?
– Да. Походка его… Но это не все. Такая же походка была у Лешего.
– Майор Луценко?
– Был Луценко. Сейчас Константин Рыбак, в/ч 93115.
– Что за часть? Спецура?
– Танковый полк.
А что, может, и прав Роб. Недаром мне еще при первом просмотре в движениях киллера что-то показалось знакомым.
– Рыло не похоже.
– Что такое рыло? – небрежно махнул рукой Роб. – Себя самого в зеркало видел? Ты похож на капитана Гончаренко? Для лица пластика существует. А походку изменить сложнее.
– А что, может, ты и прав.
– Надо в этом направлении копать, Серега. Если мы не ошибаемся – это крупная рыба. А где рыба – там и рыбный косяк.
Роб отчалил, оставив меня в раздумьях. А через час появился Куратор, похожий на заморенную жарой собаку – дышал тяжело, потный, только язык не вывалил наружу. Тут я его и огорошил сенсацией.
– Получается, офицер ГРУ подрабатывает наемными убийствами, – кивнул он. Почему-то новость его не слишком удивила.
– Получается.
– Кем он был на двести пятой базе по званию?
– Майор.
– Сейчас, наверное, подполковник. Или полковник. Ладно. – Он сгреб в портфель распечатанные фотографии. – Проверим.
На этом разошлись.
Весь следующий день меня никто не тревожил. А потом вытащил на «кукушку» Куратор. Он был воодушевлен – таким он обычно бывает, если взял след.
– Есть новости, Сергей. Груз в в/ч 93115 со складов длительного хранения не поступал. Никто его не заказывал. Триста кило тротила, стрелковое оружие, противопехотные мины ушли в неизвестном направлении.
– И что военные? Спохватились, начали расследование, пустили по следу служебных собак, подняли вертолеты?
– Держи карман шире, – усмехнулся Куратор. – По документам у них все сходится.
– Это что, можно вот так приватизировать взрывчатку?
– Можно все, если есть ресурс и прикрытие.
– Кто в силах прикрыть такую операцию?!
– А дьявол его знает. Как понимаешь, с расспросами я не могу приставать. И эти сведения добыть было нелегко… Дальше еще интереснее. Майор ГРУ Луценко, позывной Леший, числится пропавшим без вести.
– Что?!
– Официально погиб в горах при выполнении задания командования. Вместе с группой. Восемь бойцов. Никто не вернулся.
– Когда?
– Через год после вашего отхода.
– Твою ж мать!
* * *
Прапорщик Хляпин возвращался домой поздним вечером.
Душа его пела. Сегодня он получил очередной платеж. Наметились еще две сделки. По мелочам, но копеечка рубль бережет.
Прапорщик боготворил времена наступившей на Руси вольницы. Он не представлял, как бы жил в другой стране или в другие времена – от зарплаты до зарплаты. А теперь? Теперь…
Деньги он любил с детства. В этой беззаветной любви было что-то возвышенное и даже бескорыстное. Ведь он любил не столько блага, которые приносит богатство, не машины и квартиры, а сами денежные знаки. Не бумажки с лицами американских президентов, а восхитительное ощущение обладания ими. И еще более восхитительное чувство их преумножения.
Теперь с деньгами у него был полный порядок, счета росли, так что Хляпин считал, что жизнь состоялась.
Повезло ему с местом работы. А ведь начинал с выдачи портянок и простыней. Давно это было, еще при СССР. Тогда еще актуален был анекдот. Командир спрашивает прапорщика: