Она кивнула. Ей не было дела ни до какой машины, ей хотелось слышать, что он не может без нее жить, что ничего подобного с ним никогда не случалось, и только сейчас он встретил свою единственную женщину, и эта женщина она, Настя. Или какую-нибудь другую глупость в том же духе.

– Когда я был на чердаке, сфотографировал двор. Одна машина отъезжала от дома. Я вчера эти фотографии Воробьеву показал, он должен номер пробить по своим каналам, но еще не звонил. Так вот. Сейчас я просмотрел записи с камеры наблюдения на нашей стоянке и увидел ту же машину. Это она ехала за тобой в среду. Настя, таких совпадений не бывает. У кого из твоих знакомых старый серый «Форд»? Посмотри, – он подошел к компьютеру и двинул мышкой, пробуждая экран.

– Ни у кого, – покачала головой Настя, послушно переместившись за ним к компьютеру.

Волосы у него слегка вились, и ей хотелось уткнуться лицом в его склоненную над экраном голову.

«Прекрати, – одернула она себя. Он же не сказал, что жить без нее не может. – Он всего лишь заботливый и надежный начальник. Если бы старый «Форд» ехал за какой-нибудь другой женщиной, а потом кто-то напал на нее, он беспокоился бы точно так же».

– Никуда не выходи из института, – велел он. – Ни при каких обстоятельствах. Вечером я за тобой зайду. Или сама приходи. Поняла?

– Спасибо, Денис Геннадьевич. Но…

Она точно знала, что следить за ней никто не мог, и нападать на нее специально никто не стал бы, а то, что с ней случилось, просто печальное стечение обстоятельств. Ей было страшно и жутко об этом вспоминать, и она уже успела заверить себя, что такого никогда больше не случится, если соблюдать элементарные правила осторожности. Не ходить одной по ночам, например.

– Настя, – поморщился он на «Дениса Геннадьевича». – Не создавай мне трудности. Я все равно одну тебя никуда не выпущу. Без меня ни шагу, поняла?

– Да, – как дура кивнула Настя.

Что «без него ни шагу», она поняла. Она не понимала только, что будет делать, когда ему надоест заниматься ее проблемами, непонятными машинами и переговорами с Димкой Воробьевым.

Что она будет делать потом, если уже сейчас не может думать ни о чем, кроме него?

– Это какое-то недоразумение, – терпеливо объяснила она. – Меня некому и незачем убивать.

– Разберемся, – пообещал Денис.

Он вовсе не был уверен, что сможет разобраться, от этого противно сосало под ложечкой, и он на себя разозлился. Должен разобраться, значит, разберется.

В комнате было тихо. Галина Антоновна ушла, и Настя пожалела, что не успела с ней попрощаться.

– На-астя, – с упреком протянула, покачиваясь в ее кресле, Татьяна Саморукова. – Ты бы брала телефон с собой. Или звук выключай. Мы уже обалдели от твоих мелодий. Все-таки здесь служебное помещение, не забывай.

До отпуска всего девять дней, напомнила себе Настя.

– Извините. – Настя взяла лежащий на столе телефон и просмотрела список неотвеченных вызовов. Звонил Боря.

– Нечего извиняться, – откликнулась Инна Марковна. – Телефон звонил только два раза и очень недолго. Просто Татьяна Юрьевна имеет обыкновение придираться к тебе при каждом удобном случае. Пора бы уж привыкнуть.

– Что?! – Татьяна медленно поднялась. – Вы соображаете, с кем разговариваете? Или из ума выжили?

– Нет, – улыбнулась надвигающейся на нее начальнице Инна. – Не выжила и вряд ли выживу. Я мозги тренирую, знаете ли. Проекты вот делаю. И вам советую чем-нибудь заняться, хотя обычно советов не даю.

– Инна Марковна, – Татьяна остановилась в полуметре от нее и тихо приказала: – Пишите заявление об уходе.

– Не напишу, – усмехнулась Инна. – Если есть за что, увольняйте. Только увольнять меня не за что, я со своей работой справляюсь. Делаю все в срок и с отличным качеством. В отличие от вас, уважаемая Татьяна Юрьевна. Вы в нашей работе ничего не смыслите, и доказать это проще простого. Я докажу, не сомневайтесь. И главному инженеру докажу, и генеральному директору. Я в институте, к вашему сведению, больше сорока лет, и с руководством знакома с молодости. Они меня выслушают, будьте уверены.

– Вы совершаете большую ошибку. – У Татьяны на лице проступили красные пятна, и Насте неожиданно стало ее жалко.

– О-ой, ну пугать меня уж совсем ни к чему. Чего мне бояться? Пенсии? Так у меня дети отлично зарабатывают, не пропаду. Это вы, Таня, совершаете большую ошибку, когда всеми правдами и неправдами пытаетесь выжить классных специалистов. Ну окружите вы себя дурами вроде… ладно, уточнять не стану. И что дальше? Работать-то кто будет? Подружки ваши, которые в рот вам смотрят? Так они ничего не умеют и никогда не научатся.

– Инна Сергеевна, – влезла Настя, – не надо. Татьяна погорячилась.

Саморукова круто развернулась и выскочила из комнаты. Все думали, что она шарахнет дверью, но створка закрылась почти бесшумно.

– Ну зачем вы, Инна Марковна? – вздохнула Настя. – С ней разговаривать, только себе нервы трепать.

– Да ну ее к лешему! Слышать не могу, как она над тобой издевается.

– Пойду в отпуск и буду искать работу.

– Если ты уйдешь, я тоже уволюсь, – сообщил Витя. – Без тебя тут совсем от тоски помрешь.

– Очень хорошо, – похвалила Инна Марковна. – Давайте все уволимся, этой дуре на радость. Ну, Настю я понимаю, она не спецназовец, чтобы с кем-то постоянно сражаться, а тебе, Витя, должно быть стыдно. С какой стати тебе увольняться? Пусть Саморукова уйдет. Ты хороший инженер, работай и делай карьеру. Назло всяким… Саморуковым.

Телефон, который она крутила в руке, опять заиграл, и Настя вышла в коридор. К счастью, звонил не Боря, а Игорь.

– Ну-ка быстро говори, что там у тебя стряслось, – зло рявкнул он.

– А-а…

– Ты меня за болвана-то не держи. Лев звонит, крутит вокруг да около… Я что, по-вашему, идиот и не понимаю ничего? Выкладывай быстро, что с тобой случилось.

– На меня какой-то кретин в подъезде напал, – вздохнула Настя. – Сосед вышел и его спугнул, вот и все.

– Что значит напал? Ну говори, говори.

– Игорь, отстань. Напал и напал. Я тебе что, буду сейчас в подробностях все описывать?

Ей не только говорить, ей думать было жутко об этих «подробностях» и до смерти хотелось о них забыть.

А еще больше ей хотелось сейчас думать о Денисе Геннадьевиче и вспоминать его руки на собственной спине, и теплое дыхание, и стук его сердца…

Она не помнила, чтобы у Бори когда-нибудь так стучало сердце, когда он ее обнимал.

– А нам, значит, сказала, что все в порядке. Мы тебе чужие совсем, выходит?

– Нет. Просто… Ну сорвались бы вы, приехали, и дальше что? Сидели бы меня утешали? Кончай, мне тошно об этом вспоминать.