Смоленск был окончательно разрушен французами.

Когда Тучкова привезли к мосту, разобранному русскими при отступлении, экипаж едва можно было переправить по бревнам, наскоро и кое-как настланным французскими инженерами для переправы наполеоновских войск.

Тучков, сопровождаемый адъютантом Мюрата и конвойными, прибыл в Смоленск в глубокую полночь. Его ввели в комнату довольно большого каменного дома и положили отдохнуть на диване.

Через несколько минут вошел к нему французский генерал и, присев подле него, спросил:

— Не желаете ли чего-нибудь?

— У меня сильная жажда, — ответил Тучков.

Генерал вышел в соседнюю комнату и вернулся оттуда с графином воды и бутылкой красного вина. Напоив раненого, он снова присел к нему на диван и стал уговаривать его не тревожиться тем, что он попал в плен, так как его рана свидетельствует о его храбрости. Затем француз пожелал ему спокойной ночи и вышел.

Только впоследствии Тучков узнал, что он находился в доме начальника штаба, маршала Бертье, герцога Невшательского, и сам герцог подавал ему питье.

Сон Тучкова не был спокоен. Помимо лихорадочного состояния вследствие раны и сильной потери крови, его томила мысль, что делается в наших войсках: отстояли ли занимаемые высоты? успели ли наши полки выйти на Московскую дорогу со всем обозом и артиллерией?..

А наши войска, между тем, успешно отразили сильную атаку французов на Валутину гору, и хотя те и переправились через речку Строгань, но не успели овладеть батареями, громившими их с вершины горы. В это время русские полки вышли на Московскую дорогу с артиллерией и обозом и собрались у Лубина, готовясь вступить в генеральное сражение. Но Барклай-де-Толли нашел, однако, местность неудобной и велел отступать через Вязьму к Цареву-Займищу, где намеревался дать-таки генеральное сражение и велел уже строить укрепления, как получил приказ от государя сдать начальство новому главнокомандующему Михаилу Илларионовичу Голенищеву-Кутузову.

Обо всем этом, разумеется, ничего не мог знать Павел Алексеевич Тучков. Как ни любезны были с ним окружавшие его офицеры главного французского штаба, но они не проговаривались о том, что происходило в армиях. Во всем остальном его окружали всевозможной предупредительностью: окровавленное платье его было тщательно вычищено, белье заменено батистовыми рубашками герцога Невшательского и доставлены во всем разные удобства.

На третий день его плена пришел к нему комендант главной квартиры Наполеона — Дензель — пришел спросить, куда он желает быть отослан, так как Смоленск вполне разорен и оставаться в нем невозможно.

Тучков отвечал, что для него не имеет значения, где бы ему ни приказано было жить, так как он сам от себя не зависит, и просит только одного: не отсылать его в Польшу, а поместить в одном из городов Пруссии, поближе к России… например в Кёнигсберге.

Вскоре после ухода Дензеля вошел к Тучкову чиновник герцога Невшательского.

— Ваше желание будет исполнено, — сказал он ему. — Вас отвезут в Кёнигсберг. И герцог прислал меня предложить вам заимообразно сумму, необходимую для вашей жизни вдали от ваших родных и знакомых.

— Поблагодарите от меня герцога, — ответил Тучков, — за его внимание к пленному и попросите его ссудить мне сто червонцев, которые тотчас возвращу по получении денег из дому.

По уходе чиновника Тучков сидел в грустном раздумье. Стало уже смеркаться, как дверь его комнаты приотворилась, мелькнул мундир французского офицера, и кто-то спросил о состоянии его здоровья.

Так как подобные вопросы повторялись весьма часто, Тучков отвечал обычной учтивой благодарностью. Но вдруг услышал русскую речь:

— Вы меня не узнаете? Я — Орлов.

И из-за французского офицера вышел хорошо ему знакомый адъютант генерала Уварова. У Тучкова сильно забилось сердце при звуках родного языка, и он бросился на шею вошедшего с такой радостью, будто он был самый близкий его родной.

— Меня прислал главнокомандующий затем, чтобы узнать, живы ли вы и где находитесь, — говорил Орлов. — Братья ваши страшно о вас беспокоятся, да и мы все встревожены, не можем понять, как это вас оставили!..

— Дело было вот как!.. — начал Тучков. — Нужно было непременно задержать французов. Мой отряд, как вы знаете, был в деле, я взял полк…

— Вам дольше оставаться тут нельзя! — объявил польский офицер, приотворив дверь в комнату Тучкова.

— Какая досада!.. — прошептал Тучков.

— Еще увидимся, — шепнул ему Орлов в утешение. — Я обязательно зайду к вам перед своим отъездом.

Ему, однако, не дозволили этого свидания. Видно, опасались, как бы Тучков не сообщил многое такое, что было в интересах Наполеона скрыть от русских. Прошли еще два томительных для пленного дня, пока, наконец, не потребовали его к Наполеону, и он отправился к нему в сопровождении адъютанта Флаго.

Император французов занимал дом бывшего смоленского военного губернатора. Перед домом толпилось множество солдат и офицеров, а при съезде с обеих сторон стояли кавалерийские часовые верхами. Лестница и передняя комната были наполнены генералами и разными военными чинами. Флаго провел Тучкова мимо их всех, и они вошли в комнату, где уже никого не было. У дверей следующей за ней комнаты стоял лакей в придворной ливрее и, тотчас же отворив дверь, пропустил одного Тучкова в комнату, где находился Наполеон. У окна стоял маршал Бертье, а посреди комнаты — сам император. Он ответил весьма милостиво на поклон вошедшего Тучкова и спросил его:

— Какого вы корпуса?

— Второго, — отвечал Тучков.

— А! Это корпус генерала Багговута?

— Точно так.

— Родня ли вам Тучков, который командует первым корпусом?

— Мой родной брат.

— Я не стану расспрашивать вас о численности вашей армии, — продолжал Наполеон. — Я знаю, что она состоит из восьми корпусов, каждый корпус из двух дивизий, каждая дивизия из шести пехотных полков, каждый полк из двух батальонов. Если хотите, могу сказать вам число людей каждой роты.

— Вижу, ваше величество хорошо обо всем уведомлены, — сказал Тучков не без иронии.

— Не мудрено! — остановил его Наполеон. — Мы берем многих в плен. И нет почти ни одного из ваших полков, из которого не было бы у нас пленных. От них мы узнаем все о составе ваших войск. Записав их показания, составляем заметки…

Помолчав некоторое время, Наполеон снова заговорил:

— Это вы, господа, хотели войны, а не я. Знаю, что у вас говорят, будто я — зачинщик. Но это неправда! Я вам докажу, что я не хотел вести войны, но вы меня к ней принудили.

Тут он начал рассказывать про все свое поведение по отношению к России от самого Тильзитского мира, причем приводил даже небывалые факты. Тучков молча выслушивал этот длинный монолог. Даже герцог Невшательский, к которому он обращался, не говорил ни слова. Затем император спросил Тучкова: