«Тысячу баксов», – прикинула Валенсия.

– А если он начнет выставлять какие-то условия… – продолжал Глен Бреслоу.

– Он не будет выставлять никаких условий, – остановила его Валенсия. – Он уже сам хочет развестись.

– Вы уверены? С такой женщиной?

– Да.

– О’кей, – вдруг совсем иным тоном, по-деловому, сказал карлик, достал из ящика стола довольно старый диктофон и положил на стол. – Вы не возражаете? Я должен записать на пленку.

– Пожалуйста.

Он включил диктофон и произнес:

– Офис адвоката Глена Бреслоу, клиентка – миссис Валенсия Меланжер. Миссис Меланжер, вы обратились ко мне с просьбой оформить развод с вашим мужем, – он заглянул в брачное свидетельство, – Марком Меланжером. Вы действительно не будете выставлять ему никаких условий, требовать части его недвижимости, акций или другой собственности, компенсаций или денег?

– Нет, не буду.

– Пожалуйста, повторите подробней.

– Я, Валенсия Меланжер, подтверждаю: если мой муж Марк Меланжер согласится на развод, я не буду выставлять ему никаких условий, требовать какой-нибудь компенсации, доли от его недвижимости, акций или денег. Мне ничего от него не нужно, кроме развода.

Бреслоу тут же выключил диктофон.

– Замечательно! Теперь мне нужен его телефон и адрес.

Валенсия продиктовала ему телефон и калифорнийский адрес Марка, свой телефон и оставила аванс – чек на триста долларов. И покинула офис.

То есть все оказалось проще, чем она думала.

– Diosa! Богиня! – по-испански сказал ей вслед Гаспар.

Грохот сабвея отрезал ее от красавца Манхэттена, как летящая в шахту вагонетка отрезает шахтеров от внешнего мира. В поезде «Би» было как в преисподней – душно и жарко. По грязному полу вагона с грохотом каталась пустая банка из-под пепси, стены вагона были расписаны граффити, два черных подростка с магнитофоном на плече, гнусно улыбаясь, откровенно раздевали ее глазами, а остальные пассажиры – три негритянки с жировыми складками над поясами юбок, две русские женщины с ярко накрашенными губами, две монашки в черных одеяниях, тощий китаец непонятного возраста, два индуса в чалмах и пышнотелая черная проститутка в джинсовых шортиках на огромных ягодицах и малиновом бюстгальтере на двух своих дынях килограммов по восемь – все уставились глазами в свои английские, русские, китайские и испанские газеты, журналы и Библию. На пустом сиденье рядом с Валенсией оставленная кем-то «Daily News» крикливыми заголовками сообщала о новом ограблении банка черными бандитами, и размытая фотография, сделанная камерой видеонаблюдения, показывала их в женских чулках, натянутых на головы вместо масок. Радио ржавой скороговоркой объявляло остановки: Атлантик-авеню… Фултон-стрит… Леколб-стрит… Потом был такой длинный перегон под Гудзоном, что, казалось, поезд действительно скатывается в ад – безвозвратно, for ever, навсегда! И Валенсия уже пожалела, что поскупилась на такси, долларов сорок стоила бы эта поездка в Бруклин. Но нужно привыкать, это часть ее плана – иметь бруклинский адрес.

Когда, полчаса спустя, она выбралась из этого чертова сабвея на улицу, йодистый океанский воздух разом остудил и лицо, и легкие. Валенсия облегченно расслабилась. Океан – огромный, тихий, ленивый и солнечно-чешуйчатый – был совсем рядом, в просвете меж двух кварталов. Да, она на Брайтоне, и никуда не спешит, у нее еще двадцать минут до встречи, назначенной по телефону. Можно дойти до набережной и подышать морским воздухом. Валенсия перешла шумное Брайтон-Бич-авеню с его грохочущим над головой сабвеем, русскими магазинами и громкоголосыми уличными торговцами чебуреками и пирожками с капустой и вновь оказалась в тихом прибрежном переулке, упирающемся в широкую деревянную лестницу на бесконечную деревянную набережнуюбордвок вдоль всего брайтонского побережья.

Здесь было совсем не жарко – йодисто-океанский бриз освежал лицо, оголенные плечи и даже колко, знобяще задувал под юбку. И все-таки она села на свободную скамью, откинулась плечами к теплой деревянной спинке и закрыла глаза. Все ли она продумала перед своей новой операцией? Как говорят в России, семь раз отмерь, один раз отрежь. И в «Розарии № А08» их учили: если затеваешь новое дело, нужно, как в скалолазании, всегда иметь три точки опоры. Что ж, две точки – таксист Шехтер и «слепой» скрипач – у нее уже есть, сейчас она арендует третью. И пусть теперь у нее нет за спиной ни «Камиллы», ни ФСБ, ни мужа, она справится! Главное, снова иметь банковскую ячейку и в ней – сто семьдесят тысяч долларов. Когда у вас есть сто семьдесят тысяч, вам никто не нужен. Хотя… Нет, это неправда. Как говорил Ребер, денег много не бывает и «чем их больше, тем больше нужно к ним прибавить». Это во-первых. А во-вторых, что это накатило на нее под музыку Баха на углу Бродвея и Пятьдесят восьмой? Чуть прокладку не промочила! Да, она давно не занималась сексом. Но это не так уж дорого стоит, за триста-четыреста баксов можно вызвать профессионала. Или одним движением ресниц снять любого из вот этих полуголых бегунов, которые каждые две минуты пробегают по набережной, косясь в ее сторону и специально для нее выпячивая грудь и вскидывая загорелые мускулистые ноги.

Но нетушки, как говорят в России. Боксеры за месяц до выхода на ринг прекращают это занятие, и она, решившись на такое дело, должна быть в полной боевой форме. Свобода – это испытание, которое не всем под силу. Мысленно усмехнувшись, Валенсия встала и мимо стариков, сосредоточенно играющих в шахматы, и бездельников-велферовцев, шумно забивающих «козла», мимо толстых мамаш с детскими колясками и абсолютно голого трехлетнего малыша, радужной струйкой писающего на доски набережной, пошла к выходу. Увидев это, один из пробегавших мимо бегунов тут же заложил вираж, подбежал к ней и, продолжая «бег на месте», спросил по-русски:

– Девушка, вы совсем уходите или еще вернетесь?

– А в чем разница? – спросила Валенсия, критически оглядев этого тридцатилетнего жеребца.

Он не растерялся:

– Ну, если вы вернетесь, я бы вас подождал…

Но она уже приняла решение:

– Нет, к вам я не вернусь.

Суперинтендант этого стандартно шестиэтажного, увитого железными пожарными лестницами дома на Нептун-авеню был, конечно, испанец, как и большинство таких интендантов в Нью-Йорке. Молодой, не старше двадцати пяти, Хектор. Увидев Валенсию и услышав, что она говорит по-испански, он бы, наверное, отдал ей квартиру и даром, если бы этот дом принадлежал ему лично. Но он был только интендант, и потому все, что мог, это показать ей меблированную, с окнами, как сказано в объявлении, в тихий дворик однокомнатную на четвертом этаже. При этом он взял у нее аванс наличными всего за два месяца (ровно тысячу долларов) и тут же выдал ей уже подписанный хозяйкой дома договор аренды и ключи от квартиры, подъезда и почтового ящика. Мебель в квартире была, само собой, дрянная, оставшаяся от прошлых жильцов (эмигранты, поднимаясь по социальной лестнице, стараются освободиться от старья), но Валенсию это устраивало, она и не собиралась тут жить. Да и Хектор заверил ее, что уже к завтрашнему дню он тут все обновит, у него в подвале есть и диван получше, и красивый телефонный аппарат, и даже почти новый телевизор.