Эпаминонд был фиванским генералом и, как говорят, живым воплощением всех добродетелей; не знал иного занятия, кроме резни, основал город Мегалополь. Когда он умирал, кто-то из присутствующих посетовал, что Эпаминонд не оставляет потомков. Полководец ответил: «Я оставляю двух детей — Левктры и Мантинею» — места его самых знаменитых побед. Флобер мог сказать о себе нечто подобное: «Я оставляю двух детей — Бувара и Пекюше», — поскольку его единственное дитя, племянница, ставшая ему дочерью, отбыла в осуждающую взрослость. Для нее и ее мужа Флобер стал «потребителем».

Гюстав учил Каролину литературе. Я цитирую: «Он считал, что никакая книга не опасна, если она хорошо написана». Давайте перенесемся лет на семьдесят вперед, в другой дом в другой части Франции. На этот раз мы видим умненького мальчика, его мать и подругу матери — мадам Пикар. Мальчик напишет позже в мемуарах, я снова цитирую: «Мадам Пикар считала, что ребенку можно позволять читать все. Книга не может быть опасной, если она хорошо написана». Мальчик, зная о часто декларируемых взглядах мадам Пикар, намеренно использует ее присутствие и просит у матери позволения прочитать роман, который пользуется особенно дурной репутацией. «Но если мой малыш станет читать такие книги сейчас, — отвечает мать, — то что он будет делать, когда вырастет?» «Воплощать их в жизнь!» — выпаливает он. Это была самая остроумная реплика его детства, она вошла в семейную историю и, по всей видимости, позволила ему прочитать запретный роман. Этот мальчик — Жан-Поль Сартр. Роман — «Госпожа Бовари».

Существует ли прогресс? Или мир просто снует туда-сюда, как паром? В часе от английского побережья исчезает ясное небо. Тучи и дождь приветствуют вас на пороге дома. По мере того как погода меняется, паром начинает качать, и столы в баре возобновляют свою металлическую беседу. Ра-тарара-та-рара-тарара, фа-тафафа-тафафа-тафафа. Призыв и ответ, призыв и ответ. Сейчас этот диалог звучит, как последняя стадия брака: два отдельных субъекта, каждый прикручен к своему участку пола, оба издают привычное дребезжание под шум начинающегося дождя. Моя жена… Нет, не сейчас.

Пекюше во время своих геологических изысканий размышляет, что бы произошло, если бы под Ла-Маншем случилось землетрясение. Вода, решает он, устремилась бы в Атлантику, берега Англии и Франции затряслись бы, сдвинулись и сомкнулись. Канал перестал бы существовать. Услышав предсказание друга, Бувар в ужасе убегает. Я-то думаю, что не стоит впадать в такой пессимизм.

Вы не забудете про сыр, правда? Не нужно устраивать у себя в холодильнике химзавод. Я не спросил, женаты ли вы. Мои поздравления или нет, в зависимости от обстоятельств.

Думаю, на этот раз я направлюсь в красный коридор. Я чувствую потребность в общении. По мнению преподобного Масгрейва, французские douaniers ведут себя как джентльмены, в то время как английские таможенники — сущие головорезы. Но мне кажется, они все очень милые, если вести себя с ними как полагается.

1. Дом в Круассе — длинная белая постройка XVTII века на берегу Сены — идеально подходил для Флобера. Дом стоял уединенно, но при этом недалеко от Руана, а оттуда уже рукой подать до Парижа. Дом был достаточно велик, чтобы обустроить в нем превосходный кабинет с пятью окнами, но достаточно мал, чтобы избежать наплыва посетителей без откровенного нарушения этикета. При желании он также предоставлял возможность наблюдать за течением жизни: со своей террасы Гюстав мог направить театральный бинокль на увеселительные пароходы, совершающие воскресные рейсы на Ла-Буй. Любители пикников, в свою очередь, тоже привыкли к cet original de Monsieur Flaubert и расстраивались, если писатель, в нубийской рубашке и шелковой феске, не наблюдал за ними в своих литературных целях.

Каролина описала тихие детские вечера в Круассе. Странное было семейство — девочка, дядя,

бабушка, — по одному представителю от каждого поколения, как в тех вытянутых вертикально домах, где на каждом этаже по одной комнате. (Французы называют такой дом ип bâton deperroquet, жердочка для попугая.) Она вспоминала, как все они втроем часто сиживали на балконе маленького павильона и следили за уверенной поступью ночи. На далеком берегу можно было едва различить силуэт усталой бурлацкой лошади, на ближнем — едва расслышать тихий плеск лодок, выходящих на стремнину для ловли угрей.

Почему доктор Флобер продал имение в Девиле, чтобы купить этот дом? Обычно считают, что он обустраивал убежище для больного сына, который только что пережил первый эпилептический припадок. Но имение в Девиле в любом случае пришлось бы продать. Железную дорогу Париж — Руан собирались продолжить до Гавра, и колея шла прямиком через участок доктора Флобера; кусок этой земли подлежал обязательной продаже. Можно сказать, что Гюстав обрел свой творческий приют в Круассе благодаря эпилепсии. А можно сказать, что он был изгнан туда благодаря железной дороге.

2. Гюстав принадлежал к первому французскому железнодорожному поколению и страстно ненавидел это новшество. Во-первых, такое средство передвижения казалось ему чудовищным. «Железная дорога меня так утомляет, что через пять минут я вою от скуки. Пассажиры думают, что кто-то забыл собаку; ничуть — это г-н Флобер вздыхает». Во-вторых, оно вызвало к жизни новую фигуру за обеденным столом — железнодорожного зануду. Разговоры на эту тему вызывали у Флобера colique des wagons; в 1843 году он присудил железной дороге третье место среди самых скучных тем на свете, после г-жи Лафарж (отравительницы) и гибели герцога Орлеанского (несчастный случай с экипажем за год до того). Луиза Коле, желавшая передать дух современности в своем стихотворении La Paysanne, заставила Жана, солдата, возвращающегося из битв в поисках своей Жаннетты, заметить вдалеке паровозный дымок. Флобер эту строчку вычеркнул. «Жану на это наплевать, — рявкнул он, — как и мне».

Ненависть его не была направлена на железную дорогу как таковую — он ненавидел людей, которых она тешила видимостью прогресса. В чем смысл прорыва в науке без прорыва в нравственности? Железная дорога всего лишь позволит людям больше передвигаться, встречаться и вместе погрязать в глупости. В одном из самых ранних своих писем, написанных в пятнадцать лет, он перечисляет прегрешения современной цивилизации: «Железные дороги, яды, клизмы, пирожные с кремом, монархия и гильотина». Проходит два года, и в эссе о Рабле список уже другой — весь, кроме первого пункта: «Железные дороги, фабрики, аптекари и математики». Флобер был верен себе.

3. «Превыше всего Искусство. Сборник стихов ценнее железной дороги».

Интимный дневник, 1840

4. На мой взгляд, роль железной дороги в романе Флобера и Луизы Коле недооценена. Вдумайтесь в механику их отношений. Она жила в Париже, он в Круассе; он не хотел приезжать в столицу, ей не позволялось навещать его в провинции. Так что они встречались на полпути, в Манте, где Hôtel du Grand Cerf предоставлял им одну-другую ночь жаркой страсти и ложных обещаний. После этого начинался следующий цикл: Луиза ожидала скорого свидания; Гюстав ее охолаживал; Луиза умоляла, сердилась, угрожала; Гюстав нехотя шел на попятный и соглашался на следующую встречу. Она длилась ровно столько, сколько нужно было для утоления его желаний и новой вспышки ее надежд. Так и продолжался этот неуклюжий бег со связанными ногами. Интересно, Гюстав когда-нибудь раздумывал о судьбе давнего гостя этих мест? Именно при осаде Манта Вильгельм Завоеватель упал с лошади и получил травму, от которой вскоре умер в Руане.