Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У нас уже был Сияющий Принц, когда мой отец потерпел поражение, – хмуро возразила Ма. Она знала, что присутствие на земле Сияющего Принца обещает начало новой, возможно, даже лучшей эры. Но если убийство ее отца было указанием на то, какие именно перемены потребуются, чтобы они в нее вступили, то им следует ужаснуться.
Внезапно они услышали страшный шум. На середине улицы образовалась толпа. Возбужденные люди сгрудились вокруг какой-то фигуры, возвышающейся над ними на уровне плеч. Затем толпа расступилась, и эта фигура ринулась вперед, не на людских плечах, а верхом на коне. Как ни странно, у него была бритая голова, и он носил серые одежды монаха. Конь поскакал вперед по улице, врезался в прилавки, чем вызвал взрыв проклятий; толпа возбудилась до крайности; а затем конь резко уперся в землю передними копытами и сбросил всадника в грязную лужу. Толпа захохотала.
Недовольный конь затрусил к Ма. Она ухватила его за повод.
– Эй! – крикнул Малыш Го, подходя ближе. – Вы, никчемные черепашьи яйца! – Увидев своего командира, люди виновато умолкли. – Эй, вы! Да, вы. Тащите этого… человека сюда.
Монаха выудили из лужи и поставили, не грубо, перед Малышом Го. Монах был молодой и жилистый, с запоминающимся лицом. Слишком широкое в верхней части и слишком заостренное в нижней, оно напоминало голову сверчка или богомола.
– Да благословит Будда командира Го, – произнес он тонким голосом и поклонился.
– Ты, – грубо произнес Малыш Го. – Что тебе надо в Аньфэне?
– Этот монах – всего лишь монах облаков и воды. Бродячий монах, не приписанный ни к одному монастырю или храму. Я в вашем городе проездом. Приятно снова видеть людей после пустынной сельской местности. – Глаза монаха улыбались. – Вы заметили, что в наше время люди в сельской местности не те, каких хотелось бы встретить?
– Ты меня за идиота принимаешь? Хочешь, чтобы я поверил, будто ты настоящий монах? – Малыш Го взглянул на коня. – Тебя поймали с собственностью Красных повязок в руках. Это доказывает, что ты вор.
– Если бы этот монах пустил в ход руки, он бы, наверное, дольше продержался бы в седле.
– Значит, ты плохой вор.
– Мы играли, – сказал монах, улыбка в его глазах стала еще заметнее. Он говорил застенчивым тоном, его выговор был как у образованного монаха, но это лишь усиливало подозрение, что он тот, за кого себя выдает. – Этот монах случайно выиграл.
– Скорее всего, ты смухлевал. И поэтому ты – вор.
– Этот монах считает, что ему просто повезло, – печально возразил монах.
– Позволь мне напомнить тебе, что здесь случается с ворами. – Малыш Го кивнул на земляную стену Аньфэна: – Вот что.
Монах посмотрел на ряд голов на пиках. Глаза его широко раскрылись.
– О! Но этот монах действительно монах. – Затем он упал на колени. Ма подумала, что он собирается просить сохранить ему жизнь или заплачет, но она услышала слова. Он пел молитву.
– О, ради… – произнес Малыш Го, лицо его сморщилось от раздражения. Он потянулся к мечу, но не успел вынуть его из ножен, как Ма бросилась к нему и схватила его за локоть:
– Он и правда монах! Слушай!
Малыш Го бросил на нее убийственный взгляд и выдернул руку:
– Он просто пердит ртом.
– Нет, это сутра Сердца![15] – прошипела Ма. – Как ты мог не узнать? Думай, Го Тяньсюй. Если Сияющий Принц – это знак, что Небо к нам благоволит, как долго, по-твоему, это продлится, если ты будешь казнить монахов на каждом шагу?
– Ты знаешь сутры, а ты не монахиня, – угрюмо ответил Малыш Го.
– Посмотри на его одежду! И ты думаешь, он ради развлечения выжигал эти узоры на голове? – Они уставились на поющего монаха. На его склоненной голове виднелась сетка круглых шрамов, будто кто-то приложил к ней раскаленный докрасна коврик под горячие тарелки, расшитый бусинами. Его юное лицо светилось от напряжения и сосредоточенности. На мгновение Ма приняла это напряжение за страх, пока не встретилась взглядом с его темными глазами. Его взгляд, совершенно бесстрашный, потряс ее. Именно в тот момент она поняла, что это было за напряжение. Это была уверенность: полная поглощенность, почти религиозная сосредоточенность человека, который отказывается верить в то, что исход будет не таким, какого он желает.
В душе Малыша Го при виде доверчивого выражения на лицах толпы, наблюдающей за монахом, явно шла внутренняя борьба: стремление не потерять лицо боролось в нем с заботой о следующих жизнях.
– Прекрасно, – произнес он. От его тона Ма поморщилась; Малыш Го славился упрямством: он не заплачет, пока не увидит гроб, а когда его загоняют в угол, обижается. Монаху он сказал:
– Ты думаешь, что здесь нужны бесполезные люди? Это армия, здесь все сражаются. Надеюсь, твои монастырские клятвы этого не запрещают.
Монах прекратил петь:
– А если запрещают?
Малыш Го несколько мгновений смотрел на него, потом подошел к ближайшему командиру подразделения, схватил его меч и бросил монаху. Монах тут же уронил его в лужу. Малыш Го с едким удовлетворением произнес:
– Если он настаивает на том, чтобы остаться, поставьте его в головной отряд! – и зашагал прочь.
Это была его месть, разумеется. Головной отряд, составленный из самых никчемных рекрутов, существовал исключительно для того, чтобы принять на себя град стрел монголов, с которого начиналось любое столкновение. Дня монаха это была верная смерть, и даже Небо не сможет обвинить в ней Малыша Го.
Толпа рассеялась, а монах остался счищать грязь с одежды. Ма увидела, что ростом он не выше, чем она, и худой, как стебель бамбука. Она с удивлением поняла, что он еще почти мальчик, и это не вязалось с тем, что она в нем увидела.
– Уважаемый монах, – сказала она, вручая ему поводья, – может быть, в следующий раз вам следует научиться ездить верхом до того, как выиграть коня.
Монах поднял глаза. Ма во второй раз испытала потрясение: его лицо было таким светлым и солнечным, что она поняла, что раньше ошибалась. В нем совсем не было напряжения, казалось даже, что он не понял, что избежал одной смерти только для того, чтобы встретить другую.
– Это предложение помощи? – спросил он, явно обрадованный. – Или… вы умеете ездить верхом? – Он оценивающим взглядом посмотрел на круглое, как блин, лицо Ма, потом на ее большие ступни. – О! Вы не