И тут в игру вступил Кожиатар, постоянно зорко наблюдая из своего ормузского змеиного гнезда глазами соглядатаев за всем, происходящим в португальском стане и выжидая подходящего момента. Его первым ходом в развернувшейся «шахматной партии» был подкуп агентами коварного визиря, четырех моряков эскадры Албукерки — не природных португальцев — истинных потомков древних лузитан, — о нет, а «приблудившихся» к ним двух испанцев, грека и мулата-полукровку с острова Мадейра. Золото и щедрые посулы невообразимых для сынов Европы перспектив на службе всемогущему визирю склонили этих четырех «морально и идеологически неустойчивых» матросов к дезертирству. От перебежчиков визирь наконец-то узнал как о подлинной численности и силе (а точнее — слабости) португальцев, так и о раздоре в португальском стане. С довольною ухмылкой, потирая руки, торжествующий Кожиатар, не мешкая, потребовал от Албукерки прекратить строительство форта и убираться восвояси. Так сказать, «сматывать удочки».

От вет Албукерки был краток и полон дост оинст ва (хотя и вызывал невольно в памяти обычаи Чингисхана и Тимура): «Дом Мануэл приказал мне построить форт. И — клянусь моей бородой! — я его построю, даже если мне придется складывать стены из мусульманских костей!»

Выдвинутое домом Афонсу требование выдать ему дезертиров долго отклонялось Кожиатаром под разными, более или менее вежливыми и дипломатичными, предлогами. И лишь по прошествии двух недель бурных переговоров визирь согласился обменять четырех христиан-перебежчиков на восемьдесят мусульман, томившихся в португальском плену. Албукерки, лично прибывший в заранее оговоренное место обмена на берегу, рапортовал впоследствии королю дому Мануэлу: «Ормузцы заставили меня ждать долгие часы на самом солнцепеке, когда же они, наконец, соизволили явиться, то отказались выдать мне моих людей. Пока я дожидался, то наблюдал, как они перегораживали улицы, частью — камнями, скрепленными раствором, частью — древесными стволами, и вытаскивали свои корабли на сушу». А Гашпар Родригиш, переводчик, ухитрился рассмотреть в толпе ормузцев четырех презренных дезертиров, облаченных в пышные персидские одежды, и, судя по их виду, весьма довольных собой и жизнью. Возмущенный до глубины души очередным вероломством «мавров», Албукерки удалился, прихватив с собой восемьдесят пленных магометан, готовый к предстоящей схватке.

На борту «Сирни» дома Афонсу ждало новое «Рекверименту» недовольных капитанов, содержавшее их энергичный протест против возобновления враждебных действий. «В противном случае (то есть, если Албукерки снова прикажет напасть на Ормуз — В. А.) мы намерены не принимать участия в военных действиях, а дабы наше решение было закреплено, и никто из нас впоследствии не попытался бы отрицать свое участие в его принятии, мы все ставим под ним свои подписи в этот пятый день января 1508 года».

В ответ Главнокомандующий разразился такими громами и молниями, что, перепуганные его грозным словоизвержением, капитаны, признавшись дому Афонсу в недостойной злобе, побудившей их взяться за перо, единогласно выразили свою готовность отныне следовать любым его приказам и участвовать в предстоящей схватке с мусульманами.

Похоже, Албукерки, в самом деле, требовалось долготерпение многострадального Иова.

Еще немного сомневаясь в том, насколько можно доверять очередным изъявлениям верности своих непредсказуемых капитанов, Албукерки, в качестве меры необходимой предосторожности, приказал все же взять под арест главного возмутителя спокойствия — дома Антониу ду Кампу. После чего отдал приказ эскадре обстрелять Ормуз из всех орудий. Пушки Ормуза отвечали. Началась ожесточенная артиллерийская дуэль.

Пылкий нрав и деятельная натура ду Кампу не позволили ему оставаться безучастным свидетелем возобновившейся битвы с неверными. Арестованный стал молить своего строгого, но справедливого начальника о прощении, обещая впредь ему беспрекословно подчиняться, так что Албукерки, ценивший в ду Кампу его несомненную храбрость в бою, сменил, в конце концов, гнев на милость.

Имея под началом всего пару сотен людей, дом Афонсу и думать не мог о высадке под огнем многочисленных вражеских пушек, не говоря уже о явно безнадежной попытке взять штурмом огромный, сильно укрепленный город, почти не пострадавший от обстрела португалькой корабельной артиллерией. Трезво поразмыслив, Албукерки решил применить более надежный, хотя и требующий более продолжительного времени способ добиться своего. Поскольку снабжение Ормуза провизией и питьевой водой всецело зависело от «Большой Земли», его можно было без особого труда принудить к сдаче, отрезав остров силами флота от материковых источников снабжения.

Имевшиеся на острове немногочисленные водохранилища португальцы также поспешили вывести из строя. В ходе стремительного ночного нападения они перебили стражу и набросали в цистерны человеческих и верблюжьих трупов. Пленные, захваченные португальцами в ходе этой стычки, рассказали, что визирь имеет собственную цистерну на самом берегу. Португальцы приказали пленникам тотчас же отвести их к этой цистерне. К рассвету, когда ночная тьма стала сменяться утренними сумерками, громадный водный резервуар был разрушен, и потоки воды излились из него в ближайшие улицы, чьи истомленные жаждой обитатели сбегались со всех сторон с горшками и кувшинами, чтобы спасти хотя б немного драгоценной влаги до того, как она будет до последней капли впитана сухой землей.

Для Ормуза настали воистину черные дни. Ночами до крейсировавших между материком и островом каравелл доносились жалобы и горестные вопли жителей Ормуза, умолявших своего царя Сеифадина и визиря Кожиатара положить конец их страданиям.

Жалобы ормузцев не остались не услышанными. Царь Сеифадин взмолился о пощаде.

«Верните мне форт и выдайте мне четырех перебежчиков!» — заявил ормузскому парламентеру Албукерки, отвергнувший предложение Сеифадина принять за отказ от форта любую денежную сумму в качестве компенсации. Дом Афонсу хотел получить только форт, и ничего больше!

И вот тут Кожиатар, хитрый, словно фенек, пустынный лис, чутко улавливающий все происходящее вокруг него своими большими ушами, вспомнил о португальских капитанах. И тайно известил капитанов о нелепом, граничившем с явным безумием, самодурстве их главнокомандующего, отказывающегося принять предложенную царем Ормуза в обмен на форт и долгожданный мир баснословную сумму денег. Как по мановению волшебной палочки, жадные до добычи благородные фидалгу снова превратились в пламенных оппозиционеров. Кожиатар все более искусно запутывал их в свои тайные сети, но довольно скоро сведения о бесстыдном поведении португальских капитанов дошли до Албукерки. Однако до поры до времени он ничего не предпринимал. Не мог же дом Афонсу взять да и одним ударом обезглавить всю свою эскадру, посадив под замок сразу всех капитанов ее кораблей! С кем бы он тогда продолжал морскую блокаду Ормуза? Других капитанов у него не было, приходилось обходиться теми, которые у него были.

Ему и без того пришлось расстаться с одним из своих кораблей, ибо гарнизону форта на Сокотре снова требовался провиант. И опять дом Афонсу отправил туда с провиантом маленький корабль «Рей Пекену» (к великому неудовольствию капитана «Морского Цветка» Жуана да Новы, рассчитывавшего, что это задание будет поручено ему).