– Я полицейский следователь, Джильберто, – сказал он чопорно и сам себе показался смешным.

– А, ну тогда… И что же ты сейчас расследуешь?

Машина свернула с главной дороги и начала петлять по лабиринту маленьких улочек и переулков, то и дело снижая скорость и визжа тормозами.

– Ты же понимаешь, что этого я тебе сказать не могу. Особенно когда ты мне не говоришь даже, куда мы едем.

– Справедливо. Просто я подумал, не имеет ли это отношения к Несторе.

– К кому?

– К Несторе Сольдани, моему бывшему деловому партнеру.

– Я ничего о нем не слышал.

Джильберто недоверчиво посмотрел на Дзена.

– Ты не смотришь новости? Последние два дня это была одна из главных. Кто-то подложил килограмм боевой взрывчатки под водительское сиденье его машины.

– Я был в отъезде. По службе. У меня не было времени смотреть телевизор.

Машина повернула влево и затряслась по ухабистой дороге, потом резко вильнула вправо и остановилась. Шофер выскочил и открыл дверцу со стороны Джильберто, потом резво обежал вокруг машины, чтобы помочь выйти Дзену, но тот уже вылез сам. Машина стояла во дворе чего-то, по виду похожего на фабрику, возведенную в шестидесятые или семидесятые годы, в разгар бума незаконного строительства. Ньедду открыл ржавую металлическую дверь в стене и повел Дзена сначала по коридору, потом по голой цементной лестнице.

– Сюда, – сказал он, распахивая дверь слева.

Комната была тесной, набитой всякой всячиной, и вид имела неприглядный. У одной стены помещался стол, заваленный бумагами и заставленный компьютерным оборудованием, у другой – низкий кофейный столик и два кресла. Угрюмая пожилая женщина появилась из двери в дальней стене комнаты и произнесла нечто нечленораздельное. Не глядя на нее, Ньедду ответил ей так же непонятно.

– Что это за язык? – спросил Дзен.

– Курдский.

– Ты говоришь по-курдски?

– Несколько фраз. Больше мне и не надо. Давай твой файл.

Дзен передал ему дискету. Ньедду сунул ее в дисковод и несколько минут работал мышкой и стучал по клавиатуре.

– О'кей, вот эти фотографии, – сказал он. – Которую из них тебе нужно обработать?

Дзен изучил снимки на экране и ткнул в один из них.

– Вот эту.

Фотогалерея исчезла, и во весь экран высветилась фотография, которую он выбрал. На ней было изображено почти до неузнаваемости обезображенное тело.

– Гм, очень мертвый, – прокомментировал Ньедду.

– Несчастный случай в горах, – объяснил Дзен.

– Не трудись лгать, Аурелио. Нам обоим это ни к чему. Какую деталь тебе нужно рассмотреть?

– Вот эту отметину на руке.

Джильберто некоторое время внимательно вглядывался в экран, потом встал и посмотрел Дзену прямо в глаза.

– Ты же сказал, что не занимаешься расследованием этого дела, – очень спокойно произнес он.

– Ты о чем?

– О Несторе Сольдани! Ты говоришь, что никогда о нем не слышал, а потом вручаешь мне дискету с изображением его чудовищно обезображенного трупа, надеясь, что я это проглочу? В газетах писали, что тело не найдено. Выходит, это очередная ложь? Все те же старые полицейские методы, да, Аурелио? Вся страна изменилась, а вы слишком заняты, чтобы обращать внимание на то, что происходит вокруг, – ни дать ни взять оппоненты Берлускони. Вы ничему не научились и ничего не забыли.

Дзен крепко схватил приятеля за руку.

– Ради Бога, Джильберто, успокойся! Послушай, этот твой друг, этот Несторе, что с ним случилось?

– Ты прекрасно знаешь, что с ним случилось!

– Клянусь тебе, не знаю.

– Вся страна знает, а ты – нет! Его взорвали в собственном автомобиле у ворот виллы в Кампьоне.

Дзен отпустил его руку.

– Тогда здесь нет никакой связи. Это фотография трупа, найденного в горной глуши к востоку от Больцано. Там нет никаких вилл и автомобилей.

Ньедду ткнул пальцем в экран.

– Тогда что означает эта татуировка? У Несторе была на руке точно такая же.

Дзен пожал плечами.

– Мало ли у кого есть татуировки. Сейчас даже женщины их делают.

– Говорю тебе, это – та самая!

Их разговор прервало появление пожилой женщины, явившейся с огромным подносом, который она водрузила на кофейный столик. Поднос был уставлен блюдами, совершенно не известными Дзену. Джильберто сказал что-то по-курдски, женщина поклонилась им обоим и вышла, закрыв за собой дверь.

– Ты клянешься, что ничего об этом не знаешь? – серьезно спросил Джильберто.

– Могилой моей матери.

Ньедду коротко кивнул.

– Ладно, давай есть.

– А что это такое? – поинтересовался Дзен, усаживаясь за низкий столик.

Ньедду достал из маленького холодильника, стоявшего в углу, бутылку белого вина и минеральную воду.

– Национальная кухня, – ответил он и, тыча пальцем, стал перечислять: – Kelemî, niskan, hevîr. U gost, кажется, Lortek, balcanres, ciz biz, gostê ristî… Насчет названия этого блюда я не уверен, но вся еда вкусная. Чего не скажешь об их любимом напитке – какая-то бурда из кислого молока. Единственное, чего я у них не принял. Обычно я съедаю одно-два из этих яств, но сегодня предупредил Тавору, что у меня будет гость, так что она расстаралась. Согласно правилам их культуры, очень важно, чтобы на столе было много еды. Но ты не волнуйся, съешь только то, что захочешь. Что останется – не пропадет.

Сначала робко, потом со все возрастающим аппетитом, Дзен начал пробовать блюда из запеченного мяса, овощей, пшеничные оладьи и тонкие, как основание пиццы, круглые листы из теста. Все было действительно очень вкусно.

– Откуда у тебя связи с этими людьми? – спросил Дзен.

– Ну, они, как ты понимаешь, нелегалы. Их страна, которой официально не существует, с незапамятных времен является территорией войны. Исторически у курдов всегда был лишь один выбор: кем бы они хотели быть порабощены и уничтожены – иранцами, иракцами или турками. Поэтому многие из них пытаются бежать. Кое-кому, как вот этим, удается.

– И куда ты их пристроил?

– Надо ли говорить, что я делаю это не в качестве гуманитарной помощи? Да они бы ее и не приняли. Очень гордое племя. Просто случилось так, что наши интересы совпали. Этим людям – к слову сказать, все они принадлежат к одной семье – нужно было что-то есть, где-то жить и иметь какую-нибудь защиту от властей. А мне была нужна лояльная и надежная рабочая сила. Через знакомых в Пулье, куда причалил их корабль, меня представили главе клана, и мы договорились. Я выполняю свою часть договора, они – свою. Как ты понимаешь, и Роза в восторге. Если бы мне когда-нибудь пришло в голову хоть взглядом обратить внимание на кого-то из их молодых женщин, то их мужчины добрались бы до меня раньше, чем Роза. У этих людей только так: либо свадьба – либо смерть.