— Прости княгиня, прости князь, — приложив руку к груди, обозначил поклон Иван. — Да только вор, он и есть вор. А боярин там, шляхтич или лесной разбойник, для того чей дом грабят, разница не велика.

— Разница-то не велика, — вновь заговорил Трубецкой, — да последствия могут быть разными. И сегодня, я вовсе не исключаю возможность военного похода литовского войска. Кабы ты просто намылил им холку, оказал помощь раненым, и потребовал выкуп за пленных, это все поняли бы и приняли. Но ты изничтожил всех, без разбору. А это уже пахнет войной.

— Ну так, нам это только на руку, — пожал плечами Иван.

— На руку? — Вздернул бровь князь.

— А почему нет? Я знаю доподлинно чьим серебром было оплачено то нападение. Если будет затеяно следствие, то и доказать сумею. Надо же когда-то начинать ослаблять позиции литовской партии. Все так, князь, на этот раз постарались не москвичи. Боярина Аршанского работа.

— И что дальше? Людская кровь?

— А выхода иного нет. В прошлом году, на шведский престол сел Карл Двенадцатый, и он в отличии от своего батюшки, вовсе не горит желанием заниматься мирным реформированием Швеции. Напротив, с завистью взирает на русского царя, уже не первый год и довольно успешно ведущего войну с туками. Вот ничуть не сомневаюсь я в том, что он решит развязать войну. И тогда уж крови прольется куда больше.

— Карл Двенадцатый, мальчишка, шестнадцати лет от роду.

— Царь Николай в семнадцать отправился на Азов. А с шестнадцати был соправителем своего покойного батюшки, выказав при этом недюжинные способности и ум. Отчего ты в этом отказываешь шведскому королю, князь?

— Хм. К чему ты клонишь? — Явно заинтересовался Трубецкой, но никак не мог уловить суть.

— К тому, что сегодня я постараюсь свалить боярина Аршанского. Причем ни его одного. А лишить боярства весь род. Если сейчас война с Литвой под вопросом, то после такой потери в своей партии, великий князь Литовский непременно нападет. Или может навсегда распрощаться с намерением подмять под себя Псков.

— Насчет Аршанского точно?

— Никогда нельзя быть уверенным в чем-либо, абсолютно. Но возможность такова, что сорваться все может только при сильном невезении.

— И все же, это будет война.

— Причем заметь, наши новгородские братья, как всегда не станут спешить с помощью.

— И что с того. Так всегда было.

— Правильно. Но только в этот раз, по Псковской земле разлетятся слухи один краше другого, и неприязнь к Новгороду будет постоянно подогреваться.

— И тогда, потеряет свой авторитет и Новгородская партия, — помяв подбородок, заключил Трубецкой.

— Именно, князь. Зато на волне побед твой авторитет станет расти как тесто у доброй хозяйки. Оглянуться не успеешь, как бояре уже не смогут с тобой не считаться. И плевать какой они будут партии. Сейчас-то и москвичи не больно-то тебя жалуют. Но как только ты своротишь рыло литовцам, все изменится. Всем скопом захотят тебя сковырнуть, и умоются, потому как ничего не смогут поделать с людской волей.

— То есть ты решил вот так, единым махом, переворошить все устои.

— Не единым махом, князь. Мы к этому шли долгие три года. И делать за это время успели многое. И госпиталь, в котором великая княгиня лично обихаживает хворых крестьян да посадских, не на последнем месте.

В этот момент, на смену монотонному тиканью ходиков на стене, пришел довольно громкий щелчок. Вслед за этим растворились створки, и из темного проема появилась кукушка, огласив всем, что минул очередной час.

Мите так и не удалось создать механизм кукования. Он его попросту подглядел у немецких часовщиков, разместив внутри своих часов небольшие мехи и свистульку. Но какая собственно говоря разница, если все работает в лучшем виде.

Мало того, в прошлую зиму в Замятлино был запущен часовой завод. Причем сразу на вполне серьезном уровне, с большим числом как работников, так и станков. Его продукция разлеталась как горячие пирожки. Сказывались и сравнительно невысокая цена, и исключительное качество товара.

Правда, сам владелец завода в настоящий момент все еще находился в Москве. Ему предстояло еще сдать выпускные экзамены. Так что, всеми делами там вертел Миронов Аркадий Серафимович. О как! Впрочем, батюшка его не далеко ушел. Стоит во главе всего большого замятлинского хозяйства. Какой уж тут кабальный. Ближайший соратник, и никак иначе.

— Время, — глянув на часы, произнес Иван. — Князь, — легкий поклон Трубецкому, — княгиня, — теперь Елизавете, — прошу простить, но времени вовсе нет. Нужно еще кое-куда поспеть, и через час быть на Соборной площади.

Проводив взглядом вышедшего Карпова, Трубецкой продолжал задумчиво смотреть на закрывшуюся дверь. Потом перевел взгляд на супругу, и вздохнул.

— Опять, — сощурив глаза в узкие щелки, прошипела Лиза.

— Бог с тобой, Лизонька, — как-то вяло, отмахнулся Трубецкой, и опустился на стул. — В верности твоей телесной сомнений у меня уж давно нет, — горестно улыбнулся и продолжил, — Только в сердечке твоем живет другой.

— Ох, Ванюша и какой же ты у меня дурачок, — поднявшись со стула и прижав голову мужа к груди, со смешинкой ответила Лиза.

— Смешной? — Не отрываясь от ее груди, и обдавая жарким дыханием даже сквозь ткань фартука, платья и нательной рубахи, спросил князь.

— Ты у меня в сердечке, Ванюша. А под сердцем дите твое.

Трубецкой не отрываясь от супруги, поднял лицо и взглянул снизу вверх в глаза жены. И столько в том взгляде было надежды, любви, заботы и готовности защищать свою ладу от любой напасти, что Лиза зарделась, и взъерошила его волосы.

— Ну чего глядишь? — Тихо, едва не шепотом, произнесла молодая женщина. — Второй месяц уж пошел. Надеюсь, что вторая будет дочка.

— Ты обещала, — поднимаясь, и подхватывая жену на руки, и закружив ее по комнате, возбужденно едва не выкрикнул князь.

— Окстись. Почем мне знать, кто там, — со смехом возразила она.

— Ничего не знаю. Обещала, делай.

— А ты стало быть к тому касательства не имеешь?

— Я другое, — упрямо гнул счастливый отец. — И да. Сейчас же собирайся домой. Нечего тут… — Он многозначительно мотнул головой.

— Ваня, ты давай особо-то не злобствуй, — щелкнув его по кончику носа, игриво возразила она. — Тяжесть, она чай не болезнь. Крестьянки эвон в полях рожают. А я тут ничего тяжелого и не делаю. Лучше о своем думай. Если Карпов исполнит то, что собирается, то литовцы точно придут с войной. Так-то они чают, что выйдет присоединить нас без крови. А когда поймут иное…

— То есть, гонишь меня из дому?

— Не я. Долг, гонит, — вздохнула женщина, и прижалась к нему, уложив голову на его могучее плечо…

За оставшийся час до полудня Ивану нужно было поспеть еще в два места. Причем оба располагались в разных концах Пскова. Город-то он конечно не так чтобы и велик. Но побегать предстояло изрядно. С другой стороны, едва только покинул госпиталь, как им овладел такой азарт, что энергия буквально била через край.