На следующее воскресенье в Италию заглянули Рики с Элоизой, и он уговорил Лауру Бэт прерваться и навестить друзей.

А в понедельник утром она снова пришла в его мастерскую, и Антонио, переполненный страхом и предвкушением перед новым этапом, старательно разложил карандаши.

– Теперь мы будем работать над возможными позами.

– Значит, теперь я должна не просто спокойно сидеть, но сидеть определенным образом.

Антонио заглянул в так и лучащиеся энтузиазмом зеленые глаза.

– В общем, да.

На этот раз Антонио отвел ее к окну, показал, как расставить ноги, сложил ей руки на животе и вернулся на свое место.

Взявшись за работу, он раз за разом пытался оживить ее образ на бумаге, но у него ничего не вышло. Наверное, все дело в том, что он слишком хорошо понимал, чего пытается добиться. Того задумчиво-отстраненного взгляда, что не давал ему покоя, но он лишь мелькал и исчезал вновь, не давая себя ухватить.

Вздохнув, Антонио отложил карандаш.

– Давай немного отдохнем.

– Неужели уже полчаса прошло?

– Двадцать минут, но я не могу уловить то, что мне нужно, так что предлагаю прерваться, а потом снова попробовать.

Десять минут спустя они повторили попытку, но не успел он еще ничего нарисовать, как снова отложил карандаш.

– Свет неправильный.

– Плохо. – Она слегка сдвинулась.

– Очень. Ладно, не важно, давай просто оставим это на завтра, а сейчас… – Антонио задумчиво огляделся по сторонам. – Давай попробуем усадить тебя на кушетку.

Послушно перебравшись на кушетку, она без каких-либо дополнительных инструкций уселась к нему спиной и оглянулась через плечо, и Антонио мгновенно вспомнил, как она тогда лежала на кровати в полотенце, а за этим образом сразу же последовал тот, который он хотел запечатлеть на полотне. Завернутая в шелк женщина, с обнаженной спиной, крутой изгиб бедра, невинный взгляд…

Руки так и чесались запечатлеть это видение, но он отлично понимал, что это всего лишь остаточное желание. На открытии галереи он продумал несколько удачных ракурсов, которые вполне способны передать его впечатления, так что в те дали заходить совсем не обязательно.

– Это не то, чего я хочу.

– Ладно.

– Давай попробуем вот так. – Антонио и сам толком не знал, чего хочет. Разумеется, определенные задумки у него были. Мимика, прическа… Но сколько он ее ни вертел, ничего у них не получалось. – Так, ладно, попробуй просто лечь. Притворись, что задремала.

– Лечь?

– Да. Но если ты устала или еще что-нибудь в этом духе, мы всегда можем прерваться.

– Все в порядке.

Лаура Бэт, потянувшись, улеглась на кушетке, и это не самое элегантное движение вновь задело в нем какую-то струну, так что он торопливо схватил карандаш. Именно это он и пытался уловить. Прекрасная, но дерзкая женщина, попавшая в беду, но не терявшая надежды. Ясно осознав, чего хочет, Антонио быстро набрасывал линии и формы. Но прошло десять минут, и он вдруг понял, что и это не то, что ему нужно.

Ничему не удивляясь и отказываясь расстраиваться, он дал им обоим немного передохнуть, а потом усадил Лауру Бэт на стул.

– Думай о чем-нибудь важном.

– Насколько важном?

– Не знаю. – Он вспомнил то чувство, что пришло к нему в галерее, и о том, что они потом обсуждали. – Подумай о возвращении домой.

Лаура Бэт кивнула, и почти сразу же ее взгляд изменился, став едва ли не грустным. Антонио сразу же захотелось извиниться и как-то ее развеселить, но он сдержался. Они здесь не для того, чтобы улучшить отношения, а для того, чтобы посмотреть, сможет ли он ее нарисовать.

Одновременно разозлившись и расстроившись, Антонио набросал лучший за день набросок.

Прервавшись, они отправились перекусить, но на этот раз Лаура Бэт ограничилась одним салатом, отказавшись от хлеба, заявив, что уже чувствует, как толстеет, и ему стоило огромного труда не рассмеяться. Но утро выдалось столь удачным, что он не хотел ничем ее расстраивать.

Но и забыть тот взгляд он не мог, так что спросил, словно речь шла о чем-то совершенно обыденном и повседневном:

– Ты не хочешь возвращаться домой?

Лаура Бэт удивленно на него посмотрела.

– Я должна вернуться домой.

– Желание и необходимость – это совершенно разные вещи.

– Мне нужна мама. Если не считать детей Оливии и Такера, я никогда не общалась с малышами. А дети Такера с Оливией тоже не считаются, потому что я никогда не меняла им подгузники, не кормила и не учила ходить.

– Я понял. Тебе нужна помощь мамы.

– Не только. Мне нужны ее знания. А раз она мне так нужна, значит, я хочу вернуться домой.

– Как все сложно, – рассмеялся Антонио.

– Ну уж как есть.

Лаура Бэт снова смотрела куда-то вдаль, а в ее глазах появилось не дававшее ему покоя выражение, только на этот раз вместо того, чтобы хвататься за карандаш, он вдруг понял, что не хочет, чтобы она грустила.

– А что, если тебе няню нанять?

Несколько секунд Лаура Бэт удивленно его разглядывала, а потом резко засмеялась.

– Ну конечно, я даже квартиру снять не могу, а ты мне няню нанимать предлагаешь.

– Но если Такер действительно предложит тебе работу, ты станешь прилично получать и сможешь жить где захочешь. Тебе не придется возвращаться в маленький городок, одна мысль о котором вгоняет тебя в тоску.

– Тоска никак не связана с моим городом. Я же уже говорила, что хочу, чтобы ребенок вырос именно там.

– Тогда почему ты такая грустная?

Повертев в пальцах салфетку, Лаура Бэт посмотрела Антонио прямо в глаза.

– Мне нравится проводить с тобой время. Нравлюсь себе такой, какая я с тобой. И мне грустно, потому что скоро я уеду и мы будем лишь изредка встречаться на праздниках у общих друзей, да и там будем лишь вежливо здороваться.

Выдохнув все это разом, Лаура Бэт крепко зажмурилась. Вот сейчас он скажет, что больше не станет ее рисовать и при первой возможности посадит в самолет до Нью-Йорка, чтобы не иметь дела с ее чувствами.

А она от них в любом случае убежать не сможет.

– Думаю, это просто гормоны.

– Верно, – кивнул Антонио, – что-то такое Такер говорил, когда Оливия была беременна.

Вот и все. Больше они к этому возвращаться не станут. Разве нужны ей еще какие-то подтверждения, что он не испытывает к ней ничего похожего на то, что чувствует она сама?

Да и вообще, зачем она все это сказала? Она же отлично понимает, что ничего между ними не будет. И от этого еще сильнее заставляла вести себя как ни в чем не бывало и радоваться, как на ее месте радовалась бы любая женщина, доведись ей позировать для известного художника. Ладно, в конце концов, даже если она и не может рассчитывать ни на что длительное, это еще не значит, что нельзя наслаждаться настоящим. Сколь бы кратким оно ни было. Собственно, мудрая женщина просто обязана принимать то, что может получить, и запасаться счастливыми воспоминаниями.